Мистериум. Полночь дизельпанка (сборник). Андрей Дашков

и положил на стол, а я сгреб, падая. Капитан, или сама Судьба, не оставлял мне выбора.

      Не задумываясь, что могу попасть в Марину, я выхватил «люгер» и трижды выстрелил в ее мучителя. В пространстве лодки выстрелы прозвучали подобно взрывам вселенных.

      Никогда до этого не убивал людей. Оказывается – это просто. Я отбросил пистолет и подошел к Марине. Широко раскрытые глаза, приоткрытый рот, прижатые к груди ладони. Она больше не пела, только как затравленный зверек смотрела на меня снизу вверх. Какая же она маленькая и хрупкая. Я обнял девушку, прижал к себе, погладил по волосам:

      – Все, Марина, все.

      Она облегченно выдохнула, положила ладони мне на плечи. Я вдруг почувствовал себя героем приключенческих романов Рафаэля Саббатини – повергнувший злодея капитана, на палубе захваченного корабля, сжимающий в объятиях спасенную красавицу.

      Звякнула цепочка, сковывавшая лодыжку девушки. Марина прижала колено к моей пояснице, подтянулась, наши лица оказались на одной линии. Ее глаза – один зрачок больше, другой меньше – запульсировали перед моими глазами.

      – Марина…

      Я не понял, как соскользнули мои брюки, – тело девушки обжигало, словно она была солнцем, единственным ярким источником в унылом, мрачном тоннеле лодки. И я вошел, отдавая Марине всего себя.

      Левиафан плывет во тьме, преисполненный немигающих глаз.

      Матово поблескивает бугристая, будто пораженная опухолью кожа.

      Лениво шевелятся щупальца, беспорядочно вырастающие из плоти.

      И стальным горбом на его спине вздымается боевая рубка с выдвинутыми трубами перископов.

      И едва вращаются покрытые ракушками гребные винты.

      И трубки, многочисленные провода и капельницы тянутся к моему сердцу, к моему мозгу, к моему члену.

      А Левиафан погружается, следует к одному ему известной цели.

      К абсолютно черному, еще более непроницаемому, чем тьма вокруг, зеву пещеры.

      И проникает, как бахромящийся фаллос, в ее разверстое нутро…

      Напуганный неожиданными видениями, я попытался отстраниться, но Марина плотно охватила меня ногами, прижала к себе, выдавливая, в этом молниеносном совокуплении, до последней капли.

      Потом она рассмеялась.

      Звонко, радостно, торжествующе. Я попятился, как сопливый мальчишка, путаясь в своих портках. Будто она смеялась надо мной. По крайней мере, сам я испытал смятение. Марина откинулась на своем стуле, и теперь трудно было понять – смеется она все еще или уже плачет. А я все смотрел на цепь вокруг щиколотки, зачем-то прикидывая ее длину, и пятился, пятился, пятился… уперся спиной в одну перегородку, повернул, уперся в другую.

      Бравый победитель ретировался с поля битвы, поджав хвост, словно только что изведал величайшее в своей судьбе поражение.

      На этот раз я не ошибся с направлением – свернул к торпедному отсеку, и через мгновение уже стоял у алтаря. Яков говорил – если что, приходи, здесь слышат любые молитвы.

      А