Рассказы. Галина Грановская

что будет, а она должна поговорить с матерью. Прямо сейчас! Не маленькая, и уже способна, между прочим, решать сама, что ей делать! Как жить дальше! Фимка нажала кнопку звонка. Никто не открыл. Дома, что ли, матери нет? Отперев своим ключом, Фимка влетела в прихожую и швырнула на пол портфель. Пнула его ногой. Все равно, все равно она сегодня же поговорит с матерью – надоело дрожать и прятаться. А букетом этим лучше всего подмести пол. Но вместо этого, Фимка достала с полки хрустальную вазу и развернула целлофан. Какие странные цветы – никогда она таких не видела. Как будто искусственные. Толстый стебель с плотным зеленым листом, плотный белый цветок. Надо скорее поставить их в воду. Ишь, ты – «Аннушке»! Она что – бюро добрых услуг, передавать то да се? Хотя, конечно, Анна Ивановна и не таких цветов заслуживает. Ей розы надо дарить. Таких, как Анна Ивановна, Фимка никогда раньше не встречала. Организовала хор – все у нее поют, даже старые – старые бабки. У них свои, старые песни, свои, старинные наряды. Этих бабок даже на телевидение снимали для передачи «Край морошковый». И сама Анна Ивановна поет здорово. И играет. Когда в ДК ставили спектакль, ей дали главную роль – роль журналистки, в которую влюбляется один молодой врач. Врача играл настоящий врач, Лудов. Говорят, он и влюблен был в нее по-настоящему, да только она дала ему от ворот поворот. То ли потому, что женат он уже два года, то ли потому, что просто не нравился.

      Мать Анну Ивановну недолюбливает. «Вертихвостка, – ворчит, – то с одним ее видят, то с другим крутит». А ни с кем Анна Ивановна не «крутит». Просто характер у нее легкий, улыбается каждому. А не любит ее мать за красоту, за умение одеваться. Фимка-то все понимает. Даже отец, которому, кажется, ни до чего, кроме его дороги да рыбалки, дела нет, заметил, что у Аннушки хороший вкус. Ох, мать и взвилась тогда! «Недорого, но заметно одевается? – переспросила, – А я, что, выходит, дорого и безвкусно? Сто лет в одной шубе! Посмотрел бы ты, как у нас в бухгалтерии женщины одеваются! Какие серьги носят и кольца! Мне о таких и мечтать не приходится, даром, что на Севере полжизни!». Фимка хотела тогда сказать, что у матери, возможно, и нет таких колец, как у других, но ее сберкнижка, наверняка, самая толстая изо всей этой бухгалтерии, но не решилась. Была охота вмешиваться. Шутки с матерью плохи, когда она в таком настроении.

      И вообще, неизвестно еще, как она посмотрит на то, что Фимка взялась передать эти цветы. Не отнести ли сейчас, может Анна Ивановна уже вернулась?

      Фимка завернула цветы обратно в целлофан и поднялась на третий этаж.

      – Открыто! – крикнули из-за двери.

      – Вот, – Фимка протянула букет, не переступая порога.

      – Мне? – Серые глаза округлились от удивления.

      – От… Славки, – вспомнила необходимую фразу Фимка. – Он уже вернулся из командировки.

      Аннушка покраснела.

      – Может, зайдешь? – спросила она, беря цветы.

      Фимке очень захотелось зайти, чтобы хоть одним глазком посмотреть, как живет Анна Ивановна, но она решительно замотала головой. Ясное дело, из вежливости