Страшная Эдда. Мария Елифёрова

ими. Глотнув из ковша, Хёгни ощутил тепло, которое прошло сквозь всё его тело до кончиков пальцев. Боль в груди унялась; дышать стало легче. Хёгни вопросительно скосил глаза на Хильду.

      – А, это? Молоко козы Хейдрунн, – пояснила Хильда, – ты здесь его будешь пить, сколько захочешь. Теперь полежи спокойно, не двигайся.

      Девушка куда-то отошла. Хёгни повернул голову вправо и увидел, что она вынимает что-то из кузнечного горна. Удивительно было, что жар не шёл от горна, и вместо красного цвета он светился всё тем же смутно-золотистым. Стоя у наковальни с молотком и кузнечными клещами, Хильда что-то ковала, напевая себе под нос. Работа отняла у неё не так много времени. Сняв с наковальни что-то округлое и сверкающее серебром, Хильда подошла к лежащему Хёгни.

      – Не бойся, – сказала она, – больно не будет.

      Хёгни хотел обидеться, но почему-то не получилось. Серебряный предмет, на его глазах вынутый из кузнечного горна, оказался прохладным; он скользнул в рану на груди с такой лёгкостью, как будто она только его и ждала, хотя предмет этот был размером с кулак, не меньше. И сразу боль отпустила, как будто её и не было. Хильда ладонью растёрла грудь Хёгни и сказала:

      – Теперь можешь сесть. Там уже ничего нет.

      Хёгни приподнялся. Не в состоянии пересилить любопытство, он тут же опустил глаза. Грудь его была совершенно чистой, без единой царапины.

      – Но ты же мне что-то запихнула в грудь, – обратился он к девушке. – Что это было?

      – Нужно же было сделать тебе новое сердце, – невозмутимо ответила Хильда, ставя на огонь большой чугунный котёл.

      – Серебряное?!

      – А что, – через плечо бросила Хильда, ворошившая угли, – износа оно не знает, выковано на целую вечность.

      Хёгни охватила тревога. Он подскочил и сел на своём каменном ложе.

      – Но оно же не настоящее, – облизав губы, проговорил он. – А я с ним – настоящий?

      Он вспомнил, из-за чего он попал сюда. Всю историю, от начала и до конца.

      – Это серебряное сердце… оно может любить?

      Хильда резко выпрямилась и вытерла руки о рубаху.

      – Дураком ты был, дураком и останешься, – сказала она, – воскрешение ума не прибавляет. Любовь не в сердце, она в душе. А душа у тебя прежняя.

      Хёгни почувствовал, что краснеет. Он знал, почему. Но стоило ли говорить это Хильде?

      – У меня был друг там, в Мидгарде, – признался он. Хильда взглянула на него.

      – Знаю. Ты его предал и убил собственными руками. Теперь ты хочешь попросить у него прощения.

      – Я его увижу? – взволнованно воскликнул Хёгни. Возможно ли это? Неужели он здесь?

      – Увидишь, – улыбнулась Хильда.

      – Когда?!

      – Не подскакивай как угорелый, – хмыкнула Хильда, – здесь никто никуда не торопится. У вас будет ещё целая вечность. А пока тебя нужно привести в порядок.

      – А душа тогда где? – Хёгни задумался над вопросом, которым никогда раньше не задавался. – В печени?

      – Ещё одно глупое поверье, – пожала плечами Хильда. – Если ты думаешь, что печень