Элегiя на закате дня. Олег Красин

было её жалко, и он точно знал, что Лёля жалеет его. Они жалели друг друга, словно люди, жизнь которых не удалась, словно два глубоко несчастных человека, которые сошлись вместе только ради того, чтобы помочь друг другу и поддержать в трудную годину.

      Но это не было правдой, ибо они были счастливы по-своему. Каждый из них мог дать другому то, что у него имелось в избытке – Лёля дарила любовь, а он дарил ей своё внимание и, конечно, стихи. Хотя она была к ним достаточно равнодушна. Но это единственное, что оставалось в его силах – писать стихи и посвящать ей.

      Он недавно написал такие строки:

      Не раз ты слышала признанье:

      «Не стою я любви твоей».

      Пускай моё она созданье —

      Но как я беден перед ней…

      Перед любовию твоею

      Мне больно вспомнить о себе —

      Стою, молчу, благоговею

      И поклоняюся тебе…

      – Лёля! – воскликнул Тютчев, порывисто поднимаясь и скидывая ноги с кушетки на пол, – Лёля давай прогуляемся по Неве. Поедем немедленно.

      Оторвавшись от молитвы, Денисьева с недоумением посмотрела на него, всё ещё находясь во власти общения с богом.

      – По Неве? Сейчас?

      – Да, да, – с горячностью заговорил он, шаря рукой по сукну стола, чтобы нащупать очки, положенные туда Лёлей, – именно сейчас. Я должен что-то сделать для тебя, показать всем, что мне наплевать на людской суд.

      – Но зачем? Что ты хочешь доказать?

      – Мне нечего тебя стесняться! Пусть другие стесняются. Наплевать! Поплывем по Неве, поедем в Павловск, в Царское – всё равно куда, чтобы все видели.

      На глазах Лёли выступили слезы, она прижала руки к груди.

      – Я не хочу от тебя никаких жертв. Для меня достаточно того, что ты меня любишь.

      – Да, да, вот именно! Я тебя люблю и хочу доказать свою любовь.

      Письма к жене

      «Что же произошло в твоем сердце, если ты стала сомневаться во мне, если перестала понимать, перестала чувствовать, что ты для меня – всё и что в сравнении с тобою все остальное – ничто? – Я завтра же, если это будет возможно, выеду к тебе. Не только в Овстуг, я поеду, если это потребуется, хоть в Китай, чтобы узнать у тебя, в самом ли деле ты сомневаешься и не воображаешь ли ты случайно, что я могу жить при наличии такого сомнения? Знаешь, милая моя кисанька, мысль, что ты сомневаешься во мне, заключает в себе нечто такое, что способно свести меня с ума»22.

      Тютчев отложил перо в сторону, закончив письмо к Эрнестине в Овстуг, протянул руку и закрыл крышку тяжелой металлической чернильницы с фигурой Гёте сверху. Этой вещью он дорожил, привез её из Мюнхена. Гениального Гёте он не знал – тот жил в Веймаре, а Тютчев служил по дипломатической части в Мюнхене. Но вот с его невесткой Оттилией он всё же познакомился, попав в Веймар уже после смерти автора Фауста, и захаживал в её в дом.

      Вернувшись от Лёли

22

Письмо Тютчева от 2 июля 1851г. (пер. с фр.)