Патриот. Андрей Рубанов

Сирия! Война, сука! А ты меня сливаешь! Нашёл, кого слить! Вся Москва знает, что Знаев попал! И всем должен…

      – Вот именно! – перебил Плоцкий. – Всем должен! Значит, мне, старому другу, отдашь в последнюю очередь. То есть – никогда. Вставай, вали отсюда. Мы больше не увидимся. Не уйдёшь через минуту – я вызову охрану.

      Знаев не испугался. Пелена защищала его. В голове звенели нежные колокольчики.

      – У меня есть квартира, – сообщил он. – Продам – рассчитаюсь.

      – У тебя ещё есть дом. И магазин.

      – Дом уже продан. А магазин – отбирают. Некто Григорий Молнин, миллиардер. Торговая сеть «Ландыш». Слышал?

      – Мне похрен, – сказал Плоцкий с презрением. – Я, может, и не миллиардер, но я тебя накажу.

      – За что?

      – За то, что пришёл говорить о бабах, когда надо было – о деньгах.

      – Слушай, старый, – произнёс Знаев, сглотнув комок. – У тебя денег – миллионов пятьдесят. Может, семьдесят. Я же знаю. Мы же двадцать пять лет друзья. Что ж ты, растопчешь меня за три единицы?

      – За три единицы, – проскрипел Плоцкий, – у меня тут люди на коленях ползают и ботинки целуют.

      И сложил руки на груди. Мол, не жди дружеского прощания.

      Знаев встал.

      – Ботинки я целовать точно не буду, – сказал он. – Даже не мечтай.

      Деньги забрал, спрятал. Было секундное искушение, как будто бес толкнул под локоть, – не швырнуть ли в физиономию бывшего корефана? Но удержался.

      Ещё хотел забрать с собой собственную книгу – но тоже удержался.

      Все эти жесты, многозначительные мелкие акции мщения – зачем они? Для красоты момента? Для понта? Для самоутверждения?

      – Прощай, старый, – сказал Знаев. – Я тебя люблю. И уважаю. Всегда любил и уважал. Ты много для меня сделал. Я был твой ученик. Прощай.

      Ушёл, лопатками ощущая ледяной тигриный взгляд.

      На душе было легко, свежо, словно душ прохладный принял или песню послушал красивую.

      Не соврал ни в едином слове. Всегда его любил и сейчас продолжал.

      Всегда любил и ценил их всех, беспринципных, вечно переутомлённых негодяев, партнёров своих и коллег, угрюмых пьющих валютчиков, жадных и желчных финансистов. Весь этот клуб одиноких сердец имени жёлтого дьявола. Если б не любил – давно бы пулю пустил себе в голову.

      Только любовью спасался.

      Жаль, понял это только теперь, когда всё кончилось.

      Может, и не кончилось, сказал себе Знаев, сбегая вниз через две ступеньки. Может, ещё пободаемся.

8

      Над площадью наливался синевой вечер. Ударяя грудью пространство, шёл огромный бронзовый Маяковский, гений, титан и самоубийца, невероятно быстрый, далеко обогнавший своё время и погибший из-за любви. Кроме поэта, шли ещё женщины во всех направлениях; Знаев, стоя у выхода из отеля, смотрел в лица и улыбался.

      Даже самые свирепые люди – например, такие, как Женя Плоцкий, – в этом месте мира выглядели на фоне разнообразной и невероятной женской красоты не вполне свирепыми.

      В этом городе первый приз доставался всем: и победителям, и проигравшим.

      На этом