Девушка из Бруклина. Гийом Мюссо

вадьбы. Мы проживали их как блаженное вступление, радующую близость, согретую августовским солнцем.

      Вечер начался чудесной прогулкой по форту старого города: стаканчик мерло на террасе кафе, спагетти с моллюсками под старинными каменными сводами времен Микеланджело. Мы говорили о твоей работе, о моей и о нашей свадьбе. Отпраздновать ее мы собирались в самом узком кругу: двое друзей-свидетелей и мой сынишка Тео, чтобы похлопать нам в ладоши.

      На обратной дороге я сидел за рулем взятой напрокат машины, ехал медленно, чтобы ты успела налюбоваться видом побережья. Мне запомнились эти мгновения: свет зеленых глаз, развевающиеся волосы, короткая юбка, кожаный жилет, распахнутый на ярко-желтой майке с надписью «Power to the People[1]». На поворотах, переключая скорость, я смотрел на твои золотистые ноги, мы улыбались друг другу, ты напевала старый хит Ареты Франклин.

      Было так тепло, так славно… Мне запомнились эти мгновения: искорки в глазах, улыбка, волосы, летящие по ветру, тонкие пальцы, отбивающие ритм на панели…

      Мы сняли домик в «Ловцах жемчуга», красивом местечке с десятком вилл, смотрящих на Средиземное море. И когда поднимались по аллее, вдыхая смолистый запах сосен, у тебя широко раскрывались глаза – так красиво все было вокруг.

      Мне запомнились эти мгновения: мы в последний раз тогда были счастливы.

* * *

      Стрекотанье цикад. Убаюкивающий шум прибоя. Легкий ветерок, что смягчает влажное тепло вечера.

      На террасе, прижавшейся к скалистому склону, ты зажгла душистые свечи и спираль против комаров, я поставил диск Чарли Хейдена. Как в романе Фицджеральда, я встал за стойку бара и стал готовить для нас коктейль. Твой любимый: «Лонг-Айленд айс ти», много-много льда и ломтик лайма.

      Я редко видел тебя такой радостной.

      Мы могли бы провести прекрасный вечер. Мы должны были провести прекрасный вечер. Но мне не давала покоя одна мысль. До поры до времени я держал ее под контролем. Но она не отпускала меня. Назойливо твердила одно и то же: «Знаешь, Анна, у нас не должно быть друг от друга секретов».

      Почему желание знать правду одолело меня именно в этот вечер? Из-за близости свадьбы? Из-за того, что мы слишком быстро решились на этот шаг? Из-за боязни переступить порог?

      Думаю, все вместе сыграло свою роль – и еще моя личная история, когда меня предали люди, которых, как мне казалось, я хорошо знал.

      Я протянул тебе стакан и сел напротив.

      – Я говорю серьезно, Анна, я не хочу жить во лжи.

      – Надо же! И я тоже. Но жить без лжи не значит не иметь секретов.

      – Значит, ты признаешь: у тебя есть секреты.

      – У кого их нет, Рафаэль? Секреты – это прекрасно. Они – пограничные столбы, частичка нашей личности, кусочек прожитой жизни; они придают таинственности.

      – Но у меня от тебя нет секретов.

      – И что из этого?

      Ты расстроилась, рассердилась. И я тоже. Куда подевалась наша радость, веселье? А нам было так хорошо в начале вечера…

      Разговор мог бы на этом кончиться, но я продолжил, выложив новые аргументы. Я не мог остановиться, я должен был получить ответ на мучивший меня вопрос:

      – Почему ты уходишь от ответа, как только я спрашиваю тебя о прошлом?

      – Потому что прошлое прошло. Это аксиома. И его не изменишь.

      Ответ мне не понравился.

      – Прошлое определяет настоящее, и ты это прекрасно знаешь. Что ты от меня скрываешь, черт возьми?!

      – Ничего, что могло бы грозить нам с тобой. Поверь мне. Поверь нам с тобой!

      – Перестань отделываться общими фразами!

      Я стукнул кулаком по столу, и ты вздрогнула. Сколько разных чувств волной пробежало по твоему красивому лицу – и скорбь, и страх тоже…

      Я злился, потому что мне очень хотелось успокоиться. Мы были знакомы всего полгода, и с нашей первой встречи я полюбил в тебе все. И больше всего – таинственность, сдержанность, молчаливость и твой независимый нрав… Но бумеранг вернулся. Теперь твоя таинственность и сдержанность угнетала и мучила меня.

      – Почему тебе так хочется все испортить? – спросила ты с непередаваемой усталостью в голосе.

      – Ты знаешь, что я пережил. Я уже ошибался. И теперь ошибиться не имею права.

      Я чувствовал, что причиняю тебе боль, но верил: я так тебя люблю, что могу выслушать все – и все понять. Я хотел утешить тебя, разделить с тобой тяжкую ношу прошлого, если ты мне ее доверишь.

      Мне бы замолчать, прекратить разговор, но я не остановился. Я не пощадил тебя. Я почувствовал, что ты вот-вот что-то мне скажешь. И я посылал стрелу за стрелой, я изматывал тебя, чтобы ты перестала защищаться.

      – Я хочу только правды, Анна!

      – Правда! Правда! Ты только и знаешь, что твердишь слово «правда»; а ты уверен, что сможешь ее выдержать?!

      Теперь нападала ты, и я невольно засомневался. Я не узнавал тебя. У тебя потекла тушь, а в глазах полыхал огонь, какого я никогда не

1

«Власть народу» (англ.).