Небо над бездной. Полина Дашкова

как умирал Макс, заплакала, извинилась и вышла. Вернулась через пять минут, умытая, спокойная.

      Пока она говорила, Петр Борисович то и дело открывал рот, чтобы задать вопрос, но сдерживался. Соня просила не перебивать. Когда она замолчала, он опять открыл рот, но почему-то все вопросы испарились, остались лишь эмоции, которые невозможно выразить словами.

      Паузу заполнил Савельев. Его низкий, сиплый голос звучал так буднично, словно во всем происходящем не было ничего особенного.

      – Жучки в квартире Софьи Дмитриевны уже нашли, там сейчас работают наши специалисты, – сообщил он, – ни на одной подстанции «скорая» с таким номером не числится. Эммануил Зигфрид фон Хот родился в тысяча девятьсот тридцать пятом году в немецком городе Марбурге. Ныне гражданин Швейцарии, профессор, египтолог, специалист по семиотике, прилетел в Москву позавчера из Берна, по туристической визе. Живет на частной квартире, адрес установить не удалось.

      – Стоп! – Кольт поднял палец. – Если он объявился в Москве, мы можем попробовать привлечь его к ответственности через Интерпол. В Германии это не удалось…

      – Здесь тоже не удастся, – перебил Савельев, – у господина Хота нет и никогда не было яхты. За последние два года он ни разу не посетил Германию.

      – Петр Борисович, вы же сами недавно говорили, похитителей моих не найдут, – добавила Соня, – мы уже убедились, все это бесполезно и даже опасно. Помните, как следователь в Германии предлагал мне пройти обследование у психиатра?

      – Помню, – буркнул Кольт, – это действительно было неприятно.

      – Не то слово. Так что лучше не суетиться, вести себя так, будто никаких имхотепов не существует. Честно говоря, я очень устала от них, мне нужна передышка.

      Кольт хмуро молчал несколько секунд и вдруг хрипло выкрикнул:

      – Слушайте, а вы уверены, что в склянке, которую подбросил вам этот псих, действительно был препарат?

      – У меня дома есть микроскоп, разумеется, я проверила, – сказала Соня.

      – Проверили, – повторил Кольт, немного остывая, – прямо дома у себя проверили. Но ведь они могли увидеть, догадаться, чем вы занимаетесь.

      – Нет, Петр Борисович, не могли. Видеокамер в квартире нет, – успокоил его Савельев.

      Еще немного подумав, Кольт задал следующий вопрос:

      – Вы верите в эту ахинею про разжигание вражды между мужчинами и женщинами?

      – Я не могу пока вам ответить. Я самой себе не могу ответить. Большевизм и нацизм тоже многим казались ахинеей. Мало кто воспринимал их как серьезную угрозу мировому порядку, а потом оказалось, что напрасно. И уже поздно было исправить ошибку. Что, если сейчас тоже ошибка?

      Петр Борисович испуганно уставился на Соню. Губы его задрожали и растянулись в кривой усмешке.

      – Сейчас весь мир озабочен нарастанием экономического кризиса, какая, к черту, война между мужчинами и женщинами? Люди думают о своих кошельках, безработица грядет.

      – А это как раз отличный фон для такого рода деятельности. Чем больше у людей