Прайд. Кольцо призрака. Софья Прокофьева

более. Только Аллу она боится, а меня нет».

      – Что вы так поздно засиделись, Шурочка?

      – Контракт допечатываю. Для Павла Евгеньевича. Он ко мне обратился, попросил: срочно. А… вы?

      – Просто так, Шурочка. – Спокойней надо, спокойней. Голос предательски дрожит. Догадается. – Случайно не знаете? Алла Семеновна не звонила? Она мне нужна.

      «Зря я сказала, что нужна. Надо было только спросить: не звонила ли, и все».

      В ответ удивленное молчание, потом:

      – Алла Семеновна? Разве вы не знаете?

      «Все всё знают. Одна я ничего не знаю. Интересно, Николай Андреевич Шурочку уже допрашивал? Нет, нет, меня он не допрашивал, мы просто так с ним говорили».

      – Знаю, конечно. Но тело ведь не найдено. Может, уехала куда-нибудь, и все. Значит, не звонила.

      – Павлу Евгеньевичу много кто звонит. Женщины тоже. Преимущественно… – Это уже с торжеством: вот тебе, знай свое место. Только слабый укус, зубки не те. Шурочка прибавила: – Вчера звонил голос, я даже подумала: Алла Семеновна.

      – Алла Семеновна? – вздрогнув, переспросила Ирина. Зыбкий свет пробежал по глазам. Тот же свет затеплился где-то в груди. Жива? Значит, все-таки она жива. Значит, ее не убили…

      – Да нет, не она. Слышно было плохо, не разобрала я, – с показным равнодушием сказала Шурочка. И уже с почтительной завистью. – Вы от Павла Евгеньевича говорите?

      – Я? Нет.

      – А-а… Тогда до свидания. Работа у меня.

      «Вот дура. Глаза у нее лазурные, незабудки. Кудряшки густые – шляпка грибная. Пахнет от нее прелым летом, влажной землей, хвойным настоем. На ухе наушник для мобильника – улитка… Боже мой, что со мной? Телефон звонит. А я сижу и смотрю на него как дура. Вдруг Паша?»

      – Слушаю!

      – Слушаешь? Ты там слушаешь, а мы тебя ждем. Со Стешей. За стол не садимся. Это как по-твоему?

      «Батюшки. Мадам звонит. Сама! Я ее тыщу лет не слышала. Почему они меня ждут, за стол не садятся?»

      – Я и Пашке твоему звонила, тебя нет. Мы же договорились, киса.

      «Звонила Пашке. Ну да, Паша говорил, он с ней танцевал. На моем дне рождения. Все тот же бред, непонятный, главное, невозможный».

      – Мурзик, ты где? Чего молчишь? – Воркование и смешок. Дунула в трубку.

      Надо что-то говорить. Молчать нельзя. Надо – как будто я не удивляюсь ничему. Молчание выдаст. Что выдаст? Не знаю. Ничего я не знаю.

      Ирина заставила себя улыбнуться, будто Мадам могла видеть ее улыбку.

      – Сегодня что-то… голова.

      – Подлечим! – Голос в трубке стал упругим, танцующим. – Я креветок тигровых накупила, прямо из Таиланда. Для тебя, киска моя. А к ним пивка. Холодного. Хватай машину. Ждем.

      «Интересно, я даже адреса Мадам не знаю. Никогда у нее не была, даже не звонила. А она мне «Киска моя». Будто подружками стали.

      Надо ехать. Вдруг что-нибудь узнаю, а может быть, и вовсе все прояснится. И я наконец пойму…

      Ехать, ехать. Но куда? А, Лолитка адрес должна знать. Точно знает. Они же прежде не разлей вода были. Вместе в гостиницах околачивались, клиентами делились, пока Мадам замуж не вышла, а Лолитка