Подвиги Геракла. После похорон (сборник). Агата Кристи

в нем шевельнулось воспоминание. Он не помнил ее имени, но действительно некогда видел ее в танце и был захвачен и очарован чудесным искусством, которое заставляет людей забыть о самом искусстве.

      Он помнил Михаила Новгина в роли Охотника, прыгающего и вращающегося в том странном, фантастическом лесу, который создало воображение Амброуза Вандела. И вспомнил красивую летающую Лань, вечно преследуемую, вечно желанную, золотое, прекрасное создание с рожками на голове и сверкающими бронзовыми ножками. Он вспомнил, как она падала в финале, подстреленная, и как Михаил Новгин стоял растерянный, с телом убитой лани на руках.

      Катрина Самушенко смотрела на него с легким любопытством.

      – Я вас раньше никогда не видела, правда? – спросила она. – Что вам от меня нужно?

      Эркюль Пуаро слегка поклонился.

      – Сначала, мадам, я хочу поблагодарить вас – за ваше искусство, которое когда-то подарило мне прекрасный вечер.

      Она слабо улыбнулась.

      – Но я здесь также по делу. Я долго искал, мадам, одну вашу горничную; ее звали Нита.

      – Нита? – Она уставилась на него широко раскрытыми, испуганными глазами. – Что вы знаете о… Ните?

      – Я вам расскажу.

      Сыщик рассказал ей о том вечере, когда сломалась его машина, и о Теде Уильямсоне, который стоял, мял в руке кепку и говорил, заикаясь, о своей любви и своих страданиях. Балерина слушала очень внимательно.

      Когда он закончил, она сказала:

      – Это трогательно, да, это трогательно…

      Эркюль Пуаро кивнул:

      – Да. Это сказка Аркадии, не так ли? Что вы можете рассказать мне, мадам, об этой девушке?

      Катерина Самушенко вздохнула:

      – У меня была горничная, Хуанита. Она была хорошенькая, да… веселая, светлая душа. С ней случилось то, что так часто происходит с теми, кому благоволят боги. Она умерла молодой.

      Это были слова самого Пуаро – последние слова – окончательные слова… Теперь он опять их услышал – и все-таки упорствовал:

      – Она умерла?

      – Да, она умерла.

      Эркюль Пуаро минуту помолчал, потом сказал:

      – Мне не совсем понятен один момент. Я спросил у сэра Джорджа Сандерфилда об этой вашей горничной, и он, казалось, испугался. Почему это?

      На лице балерины промелькнуло выражение отвращения.

      – Вы просто сказали ему, что речь идет о моей горничной. Он думал, что вы имеете в виду Марию, ту девушку, которая появилась у меня после ухода Хуаниты. Она пыталась его шантажировать – по-моему, что-то узнала о нем. Она была мерзкой девицей, любопытной, вечно читала чужие письма и шарила в запертых ящиках.

      – Это все объясняет, – пробормотал Пуаро.

      Он минуту помолчал, потом продолжил, также настойчиво:

      – Фамилия Хуаниты была Валетта, и она умерла после операции аппендицита в Пизе. Правильно?

      Он отметил колебание Катерины, почти незаметное, но тем не менее она чуть помедлила, потом кивнула:

      – Да, это правда…

      Пуаро задумчиво произнес:

      – И все же… есть