Я жива (Воспоминания о плене). Масуме Абад

штаб, но нам сказали, что надо подождать два-три дня, пока не будет получено разрешение на разгрузку продовольственных складов Нефтяной компании. Я подумала про себя, что через пару-тройку дней война закончится. Однако сестра Дашти сказала: «Тогда идите и попросите у соседей их продуктовые запасы. Соседи ради фронта и борцов пожертвуют даже собственной кровью». Эти слова означали, что нам надо очнуться от сна и понять, что это – только начало войны.

      Она была права. В городе витал высокий дух достоинства и благородства. Таких понятий, как «мое» и «твое», больше не существовало. Поскольку мечеть находилась в том же районе, где мы жили, я вспомнила об обещании, которое Салман взял с меня. Я нашла клочок бумаги и написала на ней: «Я жива. Мечеть Обетованного Махди».

      На улице не было ни души. Не было и намека на присутствие детей, их ссоры и игры. Сильный запах пороха перебивал любые другие запахи. Дверь нашего дома, как и двери других домов, была открыта. Я зашла внутрь. Я знала, что в это время отца не будет дома. Дом был пустым и тихим. Велосипед Али, который пользовался большим спросом и за который дрались все соседские мальчишки, бесхозно валялся во дворе. Я приклеила свое послание на треснутую стену комнаты. От сильных взрывов стекла дома тоже были в сплошных трещинах. Молчание терзало мне душу. Казалось, что в этом доме уже много лет никто не живет. Неужели всего несколько дней назад я вместе со своими братьями и сестрой смеялась в этом доме? Отсутствие матери, чья фотография, подобно изображению прекрасного цветка, висела на стене столовой, которую мне никогда не приходилось видеть без нее, было невыносимо. Вместо запаха еды в столовой пахло гарью. Гостиная покрылась пылью, и только фотография отца с его величественным образом по-прежнему висела на стене. С какой бы стороны я ни смотрела на фотографию, глаза отца оставались неизменно благородными, следящими за мной и не спускавшими с меня взгляда. Я так соскучилась по отцу! До каких пор мне надо было ждать, чтобы Салман придумал какую-нибудь историю, подтверждавшую неизбежность моего возвращения из Тегерана домой, в Абадан?

      Я пошла в кладовую и собрала последние припасы: рис, сахар, растительное масло, муку, горох, фасоль, чечевицу и т. д. Вместо того, чтобы вернуться в мечеть и перебрать там чечевицу, я уселась напротив фотографии отца и начала перебирать ее прямо тут.

      Время прихода отца еще не настало, но вдруг я увидела, что он стоит рядом со мной! Несколько секунд мы оба были в оцепенении, поскольку никак не ожидали увидеть друг друга. Я была безмерно рада видеть его, а он, казалось, был огорчен этой встречей. Отец удивленно спросил меня: «Ты что здесь делаешь? Для чего ты здесь? Как Карим мог оставить тебя? Как Рахим мог оставить тебя? С кем ты приехала? Сколько дней ты уже в Абадане? Где ты бываешь?»

      Отец устроил мне такой допрос, что я не успевала отвечать ему. Я смотрела на него смущенными глазами. Когда я рассказала ему, чем занималась последние дни в мечети и какую работу проделала, он обрадовался. Он планировал построить на улице баррикады из мешков с гравием. Отец потребовал,