Внучка берендеева. Второй семестр. Карина Демина

зачем азарину невеста-простолюдинка?

      – Не знаю.

      – И вновь не знаешь… никто не знает… ты, конечно, девушка видная. Кое в чем и завидная… но насколько? Обстоятельства, они имеют обыкновение меняться. Сегодня завидная, завтра и помеха… не слышала ты небось, но азарину предложили боярыню Радомилу в жены…

      И замолчала, вперилась взглядом в лицо.

      А я… я вот… с чегой-то мне примерещилося, будто бы Марьяна Ивановна добра? С того ли, что прошлым разом она со мною беседу ласковую вела? Иль с того, что позволила в прошлое свое заглянуть?

      Секреты открыла.

      Приоткрыла.

      И верно, лишь те, которые сама желала открыть.

      Ныне-то я разумею, что мои силы урожденные – сущая безделица супротив опыту магического, коего у Марьяны Ивановны не одна сотня лет за плечами.

      – Это Ильюшечки сестрица. Ей намедни пятнадцатый годок пошел. Конечно, маловата она для жены, а вот для невесты – самое оно, – продолжила Марьяна Ивановна, чаек прихлебывая. И чашечку держала так аккуратненько, двумя пальчиками. Мизинчик оттопыривала.

      Платье на ней богатое.

      Ткань с переливами, скатным жемчугом расшитая, да цветами, да птицами.

      На плечах шаль лежит пуховая, с кистями.

      И глядится Марьяна Ивановна взаправдошнею боярыней.

      – Конечно, приданого за девицей не дадут, но Кирей и сам богат без меры. Что ему золото? Но другое дело, что Радомила, как ни крути, царской крови. И брак с ней упрочит собственные его позиции. Не все азары стремятся с Росским царством воевать. Много найдется и таких, которые решат, что худой мир лучше доброй свары. Пей чаек, Зославушка. И вареньица возьми.

      – Если б Кирей пожелал, я б ему перстень сразу возвернула, – только и сумела я промолвить. А Марьяна Ивановна вновь усмехнулася, дескать, глупости ты, девка, говоришь.

      – Конечно, но…

      Она отставила чашечку, провела пальчиком по жемчугам.

      – Видишь ли, Зославушка, в верхах не принято помолвки рвать. Сказанное слово не возвернуть… это ж как признать, что ненадежно оно.

      Киваю.

      Чаек пью.

      Думаю… пытаюся думать, поелику от мыслей ли, от дня нынешнего тяжкого, но в голове вновь гудение появляется.

      – Бросил одну невесту, как знать, не отправит ли прочь и другую. Ты мне симпатична, Зославушка…

      И в глаза глядит.

      А у самой-то блеклые да холодные, вымороженные будто бы.

      – Потому и хочу тебя предостеречь. Осторожней будь.

      – Думаете, Кирей меня… – слова несказанные в горле комом стали.

      Кирей… он-то всякого натворить способный. И какие такие мысли в голове его рогатой бродют, мне того не ведомо, однако не права Марьяна Ивановна.

      Не причинит он мне вреда.

      Да и не нужна ему Радомила, будь хоть пятижды царских кровей.

      Успокоилося сердце этим, а Хозяин поближе банку с медом подвинул, утешая. И внове потупился: видит, до чего неприятна мне нынешняя беседа, и гостья, но что уж тут поделаешь.

      – Думаю, если с тобой вдруг произойдет несчастье, он не сильно огорчится. Конечно, сам руки