Вяземская Голгофа. Татьяна Беспалова

неотвязный.

      Когда в небесах над дорогой воздвиглась освещенная огнями труба кирпичного завода, Ксения оживилась:

      – Меня скоро нужно будет высадить, – пролепетала она.

      – Не дури! – возразил Генка. – Тимка, надо пересечь железную дорогу. Там есть мостик.

      – Я знаю, – отозвался Ильин.

      – Мы довезем тебя до дома, милая, – заверил Генка Ксению.

      Тимофей глянул на Веру. Дремлет. Где же дом девчонки? Как-то он сумел опознать домик Сидоровых: по крашеному ли голубой краской штакетнику, по огромному ли кусту жасмина, благоухающему возле калитки. Тимофей остановил автомобиль точно возле почтового ящика. Ксения выскочила наружу.

      – Вот спасибо! – она устало улыбнулась. – Спокойной ночи.

      – Проводи девушку до двери, изверг, – прошипел Генка в ухо Тимофею.

      Пришлось повиноваться. Он зашли во двор. Ветви отцветающей сирени скрыли их от нескромных взглядов. Ксения завернула за угол дома, остановилась возле обитой дерматином двери, ведущей в сени.

      – Последний поцелуй? – улыбнулся Тимофей.

      – Последний? – эхом отозвалась она.

      Смутные, неясные, болезненные воспоминания навалились на Тимофея. Зачем он приходил в этот дом? Натворил дурного? Набедокурил нечаянно? Надо же теперь как-то по-хорошему расстаться. Надо оставить девушку без обиды в сердце. Он прижал Ксению к себе. Стало ещё хуже. Тимофея смутило её страстное желание раствориться в его объятиях, слиться. Нет уж! Так совсем нечестно. Он хотел отстраниться, но она не отпускала его. Так они стояли, подперев телами дверь, ведущую в сени. Стояли минуту, другую до тех пор, пока дверь с силой не распахнулась. Ксения отпрянула, потирая ушибленное плечо. Тимофей, повинуясь непререкаемому инстинкту, ударил ладонью по полотну двери. Та прикрылась, но лишь на миг.

      – Не надо! – взмолилась Ксения. – Я прошу вас, не надо больше!

      Тимофей отступил, а из-за двери вышел старик. Он тяжело ступал, опухшие ноги едва держали его. Тело старика подпирала сучковатая клюка. Из-под бабьего платка, прикрывавшего его голову, выбивались седые пряди. Дед пах дешевой махрой и ещё чем-то сладким, неведомым. Тимофей потянул носом.

      – Конфетами эдакое рыло кормите? Ирисками?

      – Здравствуй, гордый человек. – Старик, кряхтя, поклонился.

      Из-за ветвей сирени вякнул клаксоном кабриолет.

      – Ещё минута! – крикнул Тимофей в темноту. – Мне тут надо… проститься.

      И, посмотрев на деда, добавил:

      – Уйди, а? Я с девушкой только прощусь.

      – Прежде чем трогать её, скажи, кто ты и откуда. Чей?

      – Ничей! – Тимофей сплюнул. – Ты уж прости меня, старик. Девушка ждет. Мне надо закончить тут…

      Дед ухмыльнулся.

      – Нет, ты мне скажешь, кто ты и откуда! – прошамкал беззубый рот. Нет, не ел старый хрыч ирисок. Нечем ему.

      – Это Тимофей Ильин, дяденька, – пролепетала Ксения. – Он летчик, орденоносец, герой.

      – Антихрист он, – прошамкал дед. – Мерзкий, злой антихрист. И ты