Смеющийся горемыка. Остросюжетный социально-психологический роман. Александр Самойленко

приближалось к пяти часам утра, через пару часов надо было вставать и собираться на работу, а Доля от холода и вместе с ним обуревающих голову мыслей все еще не мог заснуть.

      В комнате темень. Ему захотелось курить. Он, протянув руку, нащупал сигареты на табурете. Брякнув спичками, прикурил. На мгновенье увидев при свете, как идет изо рта пар.

      – Когда же чертова бабушка образумится и печку начнет топить, – мысленно обругал он свою хозяйку. – Пар изо рта валит, будто я на улице.

      Доля очередной раз пожалел, что в тот злополучный день, поселившись месяц назад в этот деревянный дом, заплатил старухе вперед за два месяца, как это потребовала она и, вспомнив, с каким трудом он выпросил в долг эти деньги у двоюродной сестры, чертыхнулся. Докурив сигарету, ткнул окурок в консервную банку. Полежав еще немного, вскочил.

      – Нет, лучше уж я на работу пойду. Там погреюсь, – решил он. – Сегодня вечером сон все равно меня свалит и я отосплюсь досыта. Шутка ли, вторую ночь подряд не сплю, маюсь.

      Надо было как-то умыться. Доля открыл дверь на кухню, подошел к умывальнику и набрал в ладони ледяной воды. Собравшись с духом, плеснул ее в лицо, и в это время заскрежетала кровать, послышалось шарканье тапочек и появилась хозяйка. Из ее комнаты пошло на кухню приятное тепло.

      – Марь Иванна, вы бы печку затопили, а? Холод ведь невозможный. Уснуть не могу, – пожаловался Доля.

      Бабка зевнула, привычно перекрестив открытый рот.

      – Ох-хо-хо, – простонала она протяжно. – Горе с дровами-то. Ить до весны не хватит. Зимы ноне еще не бывало. Неужто у тебя холодно?

      Доля сжал зубы, и от греха подальше молча ушел в комнату. Но обида все-таки вырвалась у него наружу, и он выкрикнул:

      – Когда буржуйку натопишь, легко потом в тепле думается, что и другим тоже должно быть также приятно живется.

      Бабка что-то пробурчала в ответ. Точно слов ее Доля не разобрал. Однако примерно понял, что она предлагает ему убраться, если что-то его не устраивает.

      – Хорошо. Я так и поступлю, – сказал он себе. – Не терпеть же без конца этот холод.

      Согрев кипятильником в кружке воду, Доля заварил чай, и торопливо глотая, выпил его горячим, обжигая глотку, даже не обратив на это внимание.

      До зоны, кажется, рукой подать. Она перед Долей вся как на ладони под горой, всего в нескольких сотнях метров, опоясанная по периметру множеством электрических огоньков. Узкая тропка, протоптанная в снегу по крутому склону, вела прямо к КПП. Доля, чтобы не заморозить ноги в осенних ботинках, пошел быстро, часто срываясь на бег. На середине горы вдруг поскользнулся и, не удержавшись, кубарем покатился вниз. Проделав глубокую борозду, длиной не в один десяток метров, он, зарылся с головой в снег и проклиная все на свете, в особенности свою не складывающуюся судьбу, оставался лежать так, не в силах от боли в спине подняться. Скоро дикой болью дали о себе знать и околевшие ступни. Страх лишиться ног заставил Долю