Смеющийся горемыка. Остросюжетный социально-психологический роман. Александр Самойленко

враждебные. Чувствуя себя не в своей тарелке, шел настороженный, с опаской обходя высокие кучи собранных велосипедных колес. Елькин по пути заглянул в три помещения. Открыв четвертую дверь, остановился.

      – Вот, пожалуйста, один «бугор» на месте. Пока с ним говорите, начальник цеха появится и я сразу вам цинкану.

      – Спасибо, Елькин. Ты, я вижу, тут, как рыба в воде, все знаешь, – решил похвалить услужливого паренька Доля.

      – Третий год идет, как сижу на усиленном режиме, гражданин начальник, и весь срок на сборке колес работаю. Уже не одну благодарность от хозяина заработал. Между прочим, я и на воле работы не боялся.

      Елькин красноречиво махнул рукой и попросил еще закурить. Доля подал сигарету и просто так, из праздного любопытства, спросил:

      – За что же тебя упрятали в тюрьму, такого положительного?

      – А считайте ни за что, гражданин начальник, пятнашку вклепали.

      – То есть, как?

      Доля, хотевший было уже зайти в помещение, где, по словам Елькина, сидел бригадир, задержался у двери.

      – Да. Ни за что тяну пятнашку, – подтвердил Елькин и поправился. – Нет, конечно, кое-что было, но не давать же сразу столько сроку.

      – Ну, за какие все-таки грехи тебе почти самый потолок вклепали. Дальше, сам знаешь, может быть только «вышка».

      – Понимаешь, гражданин начальник, привели мы однажды ко мне домой шлюшку. Знала ведь, зачем шла, так я понимаю. А начала вдруг выделываться. Чуть поприжали ее, трахнули конечно, а она тут сука заявляет, что сдаст нас ментам. Ну теперь, скажите, что нам оставалось делать?.. Взяли мы ее, порубили на куски, вывезли на лодке, да в Каму. Она уж, наверняка, сгнила там, на дне, а я сиди здесь еще столько лет. И спрашивается, за что? Ее ведь все равно не вернешь, а мне мучений еще на двенадцать лет вперед отмеряно.

      Доля даже опешил от такого циничного признания. На скулах заиграли желваки.

      – Вот тебе и мальчишка, – мысленно ругнул он себя. – Надо б тебе, Доля, не распускать нюни. Почему я про этих зверенышей мог так подумать, как о расшалившихся детях?..

      – Иди, Елькин, иди, – сквозь зубы проговорил он. – Некогда мне с тобой языком чесать.

      – Еще б одну сигаретку, гражданин начальник… Доля, побагровев, матюгнулся.

      Не ожидав такого отпора, Елькин попятился:

      – Гражданин начальник, а ведь вы не тот, за кого себя выдаете. У нас мастера так не ругаются, за базаром следят…

      – Пошел, – по-прежнему зло, но уже тише повторил Доля и Елькин, скорчив недовольную гримасу отстал. Провожая его взглядом Доля видел, как он возвращаясь на рабочее место попутно что-то говорил осужденным, при этом все время жестикулируя.

      В каморке, почти целиком заваленной ящиками с комплектующими деталями, куда зашел Доля, сидел крепкий парняга. По одежде и откормленному лицу можно было догадаться, что он один из тех, кто трется возле администрации.

      – Начальника цеха когда можно будет увидеть? – обратился Доля.

      – Проходите, гражданин