Перепросмотр. Александр Шмидт

для себя цель довести его до полной капитуляции.

      В самый неподходящий момент свеча, торчавшая в банке, (электричество, для «интима» было благоразумно отключено. Провинциальный вечер при свечах!) вдруг упала набок, и обернутая вокруг нее газета вспыхнула!

      – Вот так случаются пожары! – назидательно и недовольно бурчал вскочивший Клинцов, гася огонь подвернувшейся пустой пачкой из-под сигарет. – А впрочем, это, очевидно, какой-то знак. Вот так вот просто взять упасть и загореться! Да-а-а…

      Позднее, лежа в благостном умиротворении, они дымили с Еленой сигаретами и лениво переговаривались. От него последовало сакраментальное:

      – У тебя было много мужчин?

      – Да были, – нарочито весело и беззаботно отвечала она.

      – Ты не ответила.

      Девушка игриво состроила серьезную физиономию и сделала вид, что напряженно подсчитывает, загибая пальцы сначала на одной руке, потом на другой…

      – Ну, были, были, – бросив подсчет, последовало легко и по-детски мило.

      Александр подыгрывал подруге, непринужденно улыбаясь, однако настроение после такого интригующего ответа обреченно покатилось к нулю. Внутри зарождалось нечто тяжелое и больное.

      – И здесь, в техникуме, были?

      Леночка кивнула головкой и капризно надула губки, что должно было означать ее недовольство текущим моментом. Легкомысленные ужимки, надо сказать, Леночке очень не шли. В силу отягощенности интеллектом, ей всегда не удавалась роль пустенькой девочки, но, по молодости, она все же пыталась иногда себя так подать.

      – И кто же? – не унимался парень.

      Девушка вдруг задумалась на мгновенье и, взывая к снисхождению, произнесла:

      – Ну, Саш! Ну, все! Давай закончим эту тему! Ты идешь завтра на демонстрацию?

      – А что, можно не идти? У нас из ВУЗа грозились отчислить за неявку на это позорное шествие.

      – А что так мрачно!? Позорное… День Октябрьской революции! Кругом красные флаги, марши – хороший праздник!

      – Я так не думаю! – упрямо отрезал Клинцов. – Ну, я побрел домой! Завтра увидимся на этом шабаше!

      Скрипя молодым снежком, с затертым студенческим портфелем в руке, Александр неспешно брел по темным улицам поселка. В голове снова и снова прокручивались откровения Лены, заполняя сердце горечью и досадой. Как всегда, тяжелые мысли стали притягивать себе подобные. Он вспомнил свой смешной и нелепый конфликт с парторгом техникума Данильченко. Как быстро она «раскусила» его «политическую ориентацию»!

      Дело в том, что он решительно отказывался платить деньги в какие – то постоянно бедствующие фонды и общества. Отказывался сам и тем более не стал собирать их, как это было заведено, у студентов. Естественно, не от того, что ему было жалко копеек, а потому, что находил это лживым и гадким проявлением социализма, а сбор у студентов к тому же и унизительным для себя; затем, когда Данильченко предупредила всех преподавателей о необходимости оформления своих рабочих кабинетов к очередной годовщине революции, Клинцов не нашел нужным «вновь рисовать всю эту