Жизнь: вид сбоку. Александр Староверов

на второй заход. Где-то в районе «Автозаводской» рассказываю ей новый очень смешной анекдот. В конце концов, я ведь когда-то покорил ее своим остроумием! Я смогу, я сумею, я влюблю ее в себя заново – и все будет как прежде.

      Она даже не улыбается, только морщится, как от зубной боли. Ей невыносимо, ей тяжело терпеть мое существование на земле, особенно когда я рядом.

      Бесполезно, все бесполезно.

      В голову приходит одна из первых моих взрослых мыслей. Девки смеются глупым шуткам кавалеров не потому, что они смешные, а потому, что кавалеры им приятны, ободряют они кавалеров таким образом. А если кавалер неприятен, то будь ты хоть Хазанов…

      Я взрослею, я стремительно взрослею.

      Мне не хочется, грустно все это. Молчу. Протестую молча. Я не согласен, это нечестно, мы так не договаривались!

      Набравшись храбрости и злости, спрашиваю:

      – Что случилось? Ты меня разлюбила? Тогда зачем?..

      Сразу понимаю, что зря спросил: пока не спрашивал – надежда еще оставалась, а так…

      Королева смотрит на меня, из ее глаз скатывается слезинка.

      Интересно, кого она жалеет – себя или меня? Или нас?

      Мы приехали на «Павелецкую», надо переходить на Кольцевую линию. Это спасает от разборок. Мы оба облегченно выдыхаем, она бормочет невнятно:

      – Ничего не случилось, чувствую я себя плохо…

      Знакомо: она в последний месяц все время чувствует себя плохо. И причина ее болезни я.

      Мы двигаемся по длинному переходу.

      Чемодан убивает меня своей легкостью, чуть из рук не вываливается от своей сучьей легкости.

      Невыносимая легкость чемодана.

      Все очевидно, отрицать реальность глупо. Не едет она ни в какой Ростов, поэтому и прощаться желает в метро, а не на вокзале, и чемодан легкий поэтому. Избавиться от меня хочет на время коротких каникул, а сама хахаля нового искать будет.

      Или есть он у нее уже? Скорее всего, есть.

      Сейчас скажу ей все. Нет, лучше не скажу, а раскрою чемодан и презрительно швырну пустой ящик к ее красивым ногам. Как бойцы Красной армии швыряли фашистские штандарты к Мавзолею на Параде Победы.

      А уже после скажу:

      – Бесчестная ты тварь, Королева. И не Королева, а шалава подзаборная. Не достойна ты меня. Иди к своим ханурикам, не ровня ты мне отныне.

      Я набираю в грудь побольше воздуха, резко поднимаю чемодан вверх… Но сдуваюсь, как проколотая шина, и совсем на выдохе тоненько спрашиваю:

      – А почему чемодан такой легкий?

      Она молчит, она долго молчит.

      Я не выдерживаю и бросаю ей соломинку, больше себе, чем ей:

      – Наверное, у бабушки есть твоя одежда?

      – Да, – быстро соглашается она, – в чемодане только белье.

      Первая мысль: «А вдруг не врет?»

      Вторая: «И слезинка у нее скатилась, не врет она…»

      Третья: «Зачем такой большой чемодан для белья, могла бы и в сумку положить? Врет».

      Четвертая: «Но ведь слезинка… Пятая, шестая, седьмая…»

      Я прекращаю думать, тупо бреду за ней по переходу и презираю себя за мягкотелость.

      Мы