Жизнь: вид сбоку. Александр Староверов

денег. Тысяч сто двадцать, как небрежно сказал он, объясняя появление автомобиля в своей жизни.

      Сто двадцать тысяч, боже мой, трудно вообще было осознать существование таких денег в природе!

      И вот – пожалуйста, перед нами наследник «приваловских» миллионов, основная забота которого поскорее завершить процедуру покупки трехкомнатной кооперативной квартиры на проспекте Вернадского. И при этом деньги его еще не успели испортить. К деньгам он относился с юмором, полностью отрицая свои заслуги в их получении. Со смехом вспоминал, как еще летом они с родителями ездили к родственникам на Украину в плацкарте. А деньги уже были. Просто в голову не приходило, что можно СВ взять или купе.

      Молодец, свой парень, не зазнался.

      Только беда в том, что мне, сыну таких же известных в своей области инженеров, мысли об СВ даже близко не подходят. Денис небрежно кидает красный червонец на столик в ночном баре Шереметьево. А я прихожу домой и разбиваю свинью-копилку с олимпийскими железными рублями, которые собирал с детства, а потом иду к магазину Нумизмат на Таганке, мокну под дождем и, ожесточенно торгуясь за каждую копейку, продаю их за 2,65 номинала в розницу. Торговля рублями занимает у меня все немногочисленное свободное от тройственной дружбы время.

      Но проходит полтора месяца, и рубли заканчиваются.

      Я угрюмо молчу, днем, ссылаясь на проблемы с желудком, отказываюсь от обеда. Вечером, в кафе «Лира» на Пушкинской, где двумя годами позже откроется первый «Макдоналдс», я пью пустой чай, но смеющаяся счастливая Королева заказывает на всю компанию бутылку цинандали и гору эклеров. К вину не притрагиваюсь, смотрю тоскливо на пирожные, с ужасом жду счета.

      Молчу.

      Ира тормошит меня, не понимает, в чем дело, а я позорно, как жеманная девочка, говорю, что болит голова. Приносят счет, Денис беззаботно кидает на блюдечко десятку. Это почти три четверти счета, но не все. Я становлюсь алым, как флаг СССР, и выдавливаю:

      – Нет у меня денег, на следующей неделе отдам. Джинсы продам, на крайний случай.

      – Так ты из-за денег? – ошарашенно спрашивает Королева.

      Я срываюсь, кричу:

      – Да, да из-за денег! У меня нет денег, понимаешь? И машины тоже нет, и квартиры! И больше я не могу с вами ходить и не буду. Я не нахлебник. Счастья вам!

      Я вскакиваю из-за стола и бегу к выходу.

      У выхода меня нагоняет Денис.

      – Дурак, – говорит он тихо, – какая разница? Это не мои деньги и даже не родительские. Это глупые совковые деньги от дурости этого глупого государства. Я тут ни при чем, и ты ни при чем. Вернись.

      – Ну ты же любишь ее, – тоже тихо отвечаю я. – Так случилось: у тебя есть, у меня нет, иди пользуйся. Я не в обиде, значит – не судьба.

      – Я так не хочу, – говорит он, и его красивые синие глаза источают великодушие и благородство.

      О господи, он еще и благороден!

      Да я бы на ее месте дал ему только за одну белую «шестерку», не считая остального, а он еще и благороден!

      Я возвращаюсь за стол лишь затем, чтобы сделать победу Дениса безоговорочной.