Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус. Анатолий Бородин

ему, исключая, конечно, самых бедных. Он ни мало не преследовал тех, которые ничего не давали, но зато и не отказывался, когда что-нибудь приносили; некоторые унтер-офицеры первой роты прямо были из дурно учившихся, задаривших его, гардемарин.

      Я поднес чернильницу – папаша очень неохотно купил какую-то за 5 рублей – после того, впрочем, что меня назначили ефрейтором. Товарищ мой Д[урново] принес оленьи рога, данные ему его отцом, и так трусил нести их, что я довел его до квартиры Г. и почти впихнул туда».

      «Немножко моей гордостью было то, – вспоминает В. В. Верещагин, – что наш класс был образцовый по ученью и по поведенью; сначала ко мне посадили выдающегося по способностям мальчика Дурново, потом с годами в наше общество стали подсаживать детей известных во флоте деятелей, которых корпусное начальство хотело обставить порядочными воспитанниками.

      <…> Класс всегда был доволен, когда мы, лучшие воспитанники, “заговаривали” таким образом учителей, меньше спрашивавших уроки, меньше клеивших единиц в списки. Мой товарищ Дурново был особенно мастер по этой части, к нему обыкновенно обращались все лентяи и не приготовившие уроки: Дурново, ты, пожалуйста, заговаривай его сегодня, авось не дойдет до меня».

      Оказывается, уже в младшем гардемаринском классе 15-летний Петр Дурново настолько хорошо знал французский язык, что зарабатывал переводами популярных французских сочинений для издательского дома Струговщикова, Похитонова, Водова и Кº. «Он советовал и мне, – рассказывает В. В. Верещагин, – взять перевод хотя бы с английского, так как я недурно знаю этот язык. Он знал наверное, что переводы с английского требуются, так как его спрашивали, не может ли он взяться за них». Верещагин взялся и, сделав кое-как, получил 10 рублей. «На следующей неделе, – продолжает он, – я пошел опять за работой вместе с Дурново, но тут случилось нечто обидное для моего самолюбия: в то время, как товарища попросили войти и дали ему работу, меня продержали в приемной и выслали сказать, что перевода для меня нет».

      Верещагин, став унтер-офицером, решил воздействовать на подчиненных только словами, не наказывать. Товарищи его, унтер-офицеры, не были столь наивны и, замечает Верещагин, «относились к гуманности моей насмешливо, особенно Д[урново]»[199].

      Официальные данные подтверждают свидетельства В. В. Верещагина: Петр Дурново учился хорошо. Лишь в декабре 1855 г. он был 4-м на Красной доске класса, затем прочно занял 1-е место[200]. Симпатично он смотрится и по кондуитным спискам[201]:

      24 августа 1857 г. П. Дурново произведен в гардемарины и унтер-офицеры[202].

      27 августа 1858 г. приказом директора МКК С. С. Нахимова младший унтер-офицер П. Дурново «за хорошие поведение и успехи в науках» назначен на должность старшего унтер-офицера во 2-й кадетской роте (вместе с В. Верещагиным и Ф. Врангелем)[203].

      Средний класс гардемаринской роты весной 1859 г. П. Дурново

199

Детство и отрочество художника… С. 176, 198–200, 202–203, 214–215, 230–232, 275.

200

РГАВМФ. Ф. 432. Оп. 1. Д. 3817. Л. 24; Д. 4029. Л. 38, 50–51, 52 об., 69 об.

201

Там же. Д. 3791. Л. 81 об.–82, 87 об.–88.

В графе «характер и наклонности» у кадетов встречаются следующие отметки: «отличные», «весьма хорошие», «очень хорошие», «живой благороден», «хорошие», «довольно хорошие», «вялый», «посредствен», «резвой», «строптив», «скрытен», «дурные», «шаловлив», «неровен», «хорош», «неопрятен», «тих», «дурно учится», «молчалив», «не старателен», «склонен к шалостям», «упрям», «бедов».

202

Там же. Д. 4286. Л. 27.

Унтер-офицер был помощником командира отделения и учил кадетов фронту. О положении унтер-офицера среди кадет дает представление картинка из воспоминаний В. П. Одинцова: «Строились кадеты во фронт, чтобы идти к обеду; по тогдашней форме воротники у курток должны были быть застегнуты на все четыре крючка, чего я не сделал. Унтер-офицер, стоявший перед фронтом, спросил меня грубым голосом: “Отчего у тебя воротник не застегнут?” Заметив, что у него воротник также не застегнут, я ответил ему таким же вопросом; тогда унтер-офицер начал на меня кричать и ударил меня, я ответил тем же; за такую предерзость на меня напали другие унтер-офицеры и отколотили порядочно, но зато я сразу стал молодцом в глазах товарищей и пользовался уважением» (Воспоминания В. П. Одинцова. С. 484).

203

Там же. Д. 4029. Л. 18.