Не стреляйте белых лебедей. Борис Васильев

в облипочку. В такую облипочку, что Егор все время на них косился. Как забудется маленько, так и косится: было, значит, на что коситься.

      – Доброго здравия, гости дорогие. – Яков Прокопыч пел – не говорил. И кепку снял уважительно. – Откуда это будете, любопытно узнать?

      – Отсюда не видно, – ответили. – На ту сторону перевезете?

      – На ту сторону можно. – Яков Прокопыч и кепку надел, и улыбку спрятал. – Перевезем, согласно тарифу на лодке с мотором. Прошу оплатить проезд в оба конца.

      – А почему же в оба?

      – Лодка вас куда потребуется доставит, а обратно порожняком пойдет.

      – Справедливо, – сказал второй и за кошельком полез.

      Егор этих мужиков по мастям сразу распределил: сивый, лысый да плешивый. И бабенок соответственно: рыжая и пегая. Они в дело не встревали: разговоры сивый с плешивым вели. А лысый окрестностями любовался.

      – Как, – спросил, – рыбка ловится у вас?

      Бабенки возле мешков своих щебетали, а Колька рядом вертелся. В школе занятия кончились, так он иногда сюда заглядывал, отцу помогал. Бабенки на него внимания не обращали, потому что кружил он в отдалении, но когда рыжая из мешка бинокль (настоящий бинокль-то!) вытащила, его вмиг подтянуло. Точно лебедкой.

      – Ах, какой мальчуган славный! – сказала пегая. – Тебя как зовут, мальчик?

      – Колькой, – охрип вдруг Колька: басом представился.

      – А грибы у вас растут, Коля?

      – Рано еще грибам, – прохрипел Колька. – Сыроеги прут кой-где, а масляткам слой не вышел.

      – Что не вышло масляткам? – Рыжая даже бинокль опустила.

      – Слой им не вышел, – пояснил Колька, и ноги его сами собой шаг к этому биноклю совершили. – Грибы слоями идут: сперва маслятки, потом – серяки, за ними – красноголовик с боровиком пойдут. Ну, а следом настоящему грибу слой: груздям и волнухам.

      – Слой – это когда много их, да?

      – Много. Тогда и берут. А так – баловство одно.

      И еще шаг к биноклю сделал: почти что животом в него уперся. И глядеть никуда не мог: только на бинокль. Настоящий ведь бинокль, товарищи милые!

      – Хочешь посмотреть?

      Колька «да» хотел сказать, рот разинул, а вместо «да» бульканье какое-то произошло. Непонятное бульканье, но рыжая все-таки протянула:

      – Только не урони.

      – Не-а.

      Пока тятька мотор получал да наставления от Якова Прокопыча выслушивал, Колька в бинокль смотрел. Если в маленькие окошечки глядеть – большое все видится. А если в большие окошечки, то все, наоборот, маленькое. Непонятно совершенно: должно же большое, если в большое, и маленькое, если в маленькое, правда? А тут все не так. Не так, как положено. И это обстоятельство Кольку куда больше занимало, чем прямое назначение бинокля: он все время вертел его и глядел на ворону с разных концов.

      – Зачем же ты его вертишь? – спросила рыжая. – Смотреть надо в окуляры, вот сюда.

      – Я знаю, – тихо сказал Колька.

      – А для чего же вертишь?

      – Так, – застеснялся Колька. –