Камень в моей руке. Ульяна Бисерова

вкусностями, которое Хайди расстелила на траве. Увидев нас, она поднялась и отряхнула колени. Я с диким воем бросился к кустам, схватил верещащую от восторга Аннику и закинул ее на плечо.

      – Полюбуйтесь, мастер, какого жирного кролика поймал я к обеду! Из него выйдет наваристый суп, что скажете?

      – Пожалуй, – сказал мастер, – принеси-ка с кухни самый длинный нож.

      Анника завизжала от восторга и бросилась к сестре.

      – Не бойся, зайчонок, я не дам тебя в обиду, – улыбнулась та.

      Вместе мы снесли коляску в сад и закатили настоящий пир. Я уминал сэндвичи с ветчиной и сыром, заедая эклерами со сливочным кремом, шоколадными кексами и солеными крекерами, посыпанными острой паприкой. Чистое безумие! Мы смеялись над всякой ерундой, даже скулы сводило – так хохотали. А что такого смешного было – хоть убей, не вспомню. А потом я валялся в траве, глядя как в небе медленно плывут пушистые комки ваты, и изредка поглядывал на Хайди, которая плела венок из одуванчиков, тихо напевая что-то. Анника, набегавшись до изнеможения, забралась на колени к Келлеру, который взялся рассказывать ей старую сказку про хитрого лиса и простака-крестьянина, да так и заснула, привалившись к его плечу. И старик битый час просидел с деревянной спиной, боясь шелохнуться, чтобы не разбудить ее. Так что зря я переживал, что он обидит малышку. Честно говоря, к тому времени я сам уже перестал замечать что-то необычное в ее лице или поведении. Время промчалось незаметно, и домой пришлось лететь на всех парусах.

      Хотя веселье меня ожидало то еще: втиснуться в отутюженную белоснежную рубашку с жестким воротничком, весь вечер вежливо улыбаться гостям, не лезть во взрослые разговоры и пытаться сдержать зевоту. Ну, и ладно, лишь бы в перерыве между горячими закусками и кофе не попросили сыграть «какую-нибудь красивую мелодию» под шелест вялых аплодисментов и перешептываний о моей болезни.

      Большинство приглашенных на праздник были коллегами мамы со студии. Особенно мы дружны с Рольфом – коренастым бородачом, которого за его медлительность все звали не иначе, как «Камера, мотор!». На свою беду, она по уши втрескался в мамину ассистентку Вики. Она настоящая красотка, голубоглазая блондинка с пухлыми губками. Стоит ей войти в комнату, как все мужчины махом расплываются в глупой улыбке и теряют нить разговора, так что бедолага Рольф просто изводится от ревности. Они часто заходят в гости. Мне нравится сидеть в гостиной и слушать, как они обсуждают с мамой прошедший съемочный день или громкую кинопремьеру, спорят, подтрунивают друг над другом. Так что, хотя на вечеринке и не было никого из моих друзей, я был бы вполне счастлив, если бы ежеминутно не натыкался взглядом на тех, кому на празднике точно было не место. Чего стоил один только мамин шеф, Генрих Шульман, с его неизменным калифорнийским загаром, фаянсовой улыбкой и плоскими остротами! Я еще подумал, что в последнее время он что-то зачастил.

      Я знал, что они с Кимберли на дух не переносят друг друга, поэтому когда я увидел, что эти двое тихо переговариваются