С отрога Геликона. Михаил Афинянин

ему внук? Чем провинился он? Только ли тем, что мать его родила?» – так рассуждал Геракл в тот момент, когда сложенные накрест в дверях дворца копья стражников открылись перед ним.

      Судьба Гемона была ужасна. В отчаянии от невозможности уговорить отца он прямо с игрища отправился в горы и убил Антигону, а вслед за нею и самого себя, оставив пастухов в совершенном недоумении о причинах произошедшего. Кстати говоря, был при дворе Креонта и другой носитель кадмовой печати – сын эдипова сына Этеокла, Лаодамант. Правил Фивами Креонт в том числе и по праву опекунства над ним. Так вот, этот Лаодамант, бывший одного с Гераклом возраста, тоже чувствовал неправоту своего опекуна, но высказать это вслух боялся. Выходку Геракла Креонт тщательно от него скрывал, но каким-то образом Лаодаманту все-таки стало о ней известно. Проникнувшись смелостью сверстника, он завел с ним тесную дружбу.

      Впрочем, Креонту надо было отдать должное: несмотря на отдельные случаи проявленного им своенравия, он по-настоящему радел о судьбах родного города. Единственно в надежде на это и вступал Геракл в его, Креонта, тронный зал. Дверь за ним и за Амфтрионом затворилась, за нею остался и стражник Промах со своим старшим напарником.

      Креонт величественно восседал на троне, возвышаясь надо всем залом. Два высоких стула справа от него занимали Лаодамант и Тиресий, старый фиванский прорицатель. Геракл сел против своего друга. Против Тиресия сел Амфитрион.

      – Ну вот, теперь, все в сборе. Думаю ни для кого, не секрет, зачем мы тут собрались. Я обращаюсь прежде всего к тебе, Геракл.

      – Не секрет, царь, твои стражники мне доходчиво все передали.

      – Это хорошо. И я, надеясь на твое благоразумие, Геракл, полагаю, что ты не будешь отпираться, и мы не будем тратить время на установление твоей вины. Время сейчас для нас дороже, чем когда-либо.

      – Вину свою я признаю, от содеянного не отказываюсь, но…

      – Не торопись возражать, Геракл. Сначала выслушай. В нижних комнатах сейчас ожидают двое послов от Эргина. Они требуют выдать юношу в львиной шкуре. В противном случае Эргин угрожает нам очень скорой войной. Положение нашего города тебе известно. Подвергать людей опасности я не имею права и потому, лучшим выходом я считал бы выдать тебя минийцу. Но все же справедливость требует выслушать и виновную сторону. Что можешь сказать в свою защиту?

      – В свою защиту сказать мне нечего, Креонт. Я сделал то, что сделал. И сделал я это движимый ненавистью к людям, поносящим мой родной город. Хотя по здравом рассуждении я понимаю, что поставил под угрозу его благополучие. Ты можешь меня, выдать, Креонт. Но…

      Геракл остановил в свою речь. Он еще раз прокручивал в голове созревший у него план ведения войны с Орхоменом, вспоминал виды, увиденные им с отрогов Геликона и из колесницы Афины. Не в последнюю очередь молитвенно призывал он себе и городу на защиту и щит богини.

      – Так что же ты хотел сказать, Геракл? – прервал его Креонт.

      – Я