Постапокалипсис. Роман. Василий Гавриленко

звук удара о промерзлую землю донесся до нас.

      – Кто это был? – прошептала Марина.

      – Хер его знает. Уж точно не игрок.

      – Что ему было надо?

      Марина вдруг заплакала.

      – Ты чего? – растерялся я.

      – Когда все это кончится? – прокричала она. – Проклятая жизнь!

      Чудачка! Как будто есть другая жизнь. Я, например, другой жизни не знал.

      – Успокойся, – я присел на колени и обнял ее, погладил спутавшиеся волосы. – Я с тобой, я защищу тебя.

      – Правда? – по-детски спросила она. – Повтори.

      – Я защищу тебя.

      Девушка прижалась ко мне, вздрагивая. И откуда ты такая взялась в Джунглях, где цена жизни – мгновение? Мгновение, которого не хватило, чтобы добежать до убежища? В Джунглях никогда и ни в чем нельзя быть уверенным. Ты думаешь: надежно спрятался, никто и ничто не угрожает, но вдруг настигает напасть, какой не ждешь, а это самое хреновое.

      Марина устала: смерть старухи, стрелки, полет над Джунглями, моя травма. А тут еще ночной нежданный посетитель…

      – Вздремни, подежурю, – предложил я.

      Мы сидели на холодном металле, слушая завывание ветра, дальний гул леса.

      – Не хочу, – пробормотала она, опуская голову мне на колени. Сразу уснула.

      Ныло задетое пулей плечо, да и во всем теле разливалась слабость. Но мне было покойно, даже, пожалуй, весело. Едва ли кто-либо в Джунглях испытывал подобное. Мне открылся новый смысл существования, заслонив прежний – борьбу за собственную шкуру. Моя шкура! Сколько на тебе отметин от заточек, клыков, пуль, сколько ожогов, шрамов и затянувшихся язв! Ты задубела и потрескалась от мороза. Я спасал тебя, и буду спасать, но ты теперь не властна надо мною, моя шкура, я не служу тебе! Лишь одно в Джунглях достойно служения, напряжения всех сил.

      Я откинул прядь волос с лица Марины, и стал смотреть – то на него, то на звезды, сияющие над нами.

      Красная полоска окаймила горизонт. Пошел редкий мокрый снег. Неуверенно выглянул краешек солнца – луч, поплясав на обломках арматуры, перепрыгнул на лицо спящей Марины, пробежался по припухлым покрасневшим губам, веснушчатым розоватым щекам, блеснул в волосках бровей. Она открыла глаза, слабо улыбнулась.

      – Утро?

      – Утро, – приподняв ее голову, я поднялся с колен. – О!

      – Ты чего?

      – Ноги затекли, – простонал я. – Дьявол!

      Тысячи иголок безжалостно вонзались в мышцы – хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Я принялся неуклюже шагать по площадке, морщась и вскрикивая. Марина прыснула со смеху.

      – Тебе-то хорошо, – закричал я.– О! Стрелковская пытка.

      – Посмотрел бы ты на себя.

      Я усмехнулся.

      – Поднимайся сама, – крикнул. – Посмотрим, как у тебя!

      Она встала и, притворно ойкнув, принялась вышагивать рядом со мной.

      – О! Пытка стрелковская.

      – Не притворяйся.

      Подойдя к краю площадки, я посмотрел на ночного гостя, распластавшегося