На заре самурайской вольницы. Александр Альшевский

что Тадамори намерен сделать наследником именно Иэмори, пусть и второго, но более родовитого, значит, более перспективного, а главное, родного без всяких сомнений сына. Все шло к тому, что Иэмори достанутся не только обширные владения дома Тайра, но и его семейные реликвии: доспехи «каракава» и меч «когарасу». Однако в марте 1149 г. Иэмори неожиданно умирает, сопровождая императора-инока Тобу в паломничестве в Кумано. Ему не было и тридцати лет. Фудзивара Мунэко лишилась сына, любовь к которому она пронесет через всю свою жизнь, а Киёмори – серьезного конкурента, способного помешать ему стать главой Хэйкэ. Тадамори и не скрывал, что собирается передать любимый меч именно Иэмори. В первую годовщину его кончины Тадамори преподнес этот меч национальной сокровищнице Сёсоин, четко дав понять всем, кому он предназначался. Вместе с этим смерть Иэмори исключила вероятность раскола в клане Хэйси. Не заболей он и останься в живых, судьба Киёмори и его семьи могла сложиться совсем по иному. На чьей стороне оказался бы Иэмори в смутные времена? Зная его отношение к старшему брату, не трудно предположить, что они прибились бы к разным лагерям. Значит, кровавая междоусобица, значит, все как у Гэндзи…

      Тайра Мунэкиё доставил пленника в Рокухару, и по распоряжению Киёмори поселил его у себя в доме, который находился в усадьбе Тайра Ёримори. Уладив формальности, Мунэкиё попросил Икэнодзэнни о встрече. Ближе к вечеру ему сообщили, что монахиня ждет его в домашней божнице, где она проводила большую часть времени. В полумраке божницы угадывался контур довольно высокой женщины, стоявшей перед статуей Будды, сложив ладони. Не поворачивая головы, она молча выслушала длинный рассказ Мунэкиё, который самое главное приберег напоследок: «Госпожа, Ёритомо по сути еще мальчик и не заслуживает уготованной ему участи. К тому же», в этом месте Мунэкиё умышленно сделал паузу, «он как две капли воды похож на вашего покойного сына, Иэмори…». Узнав в чем дело, Икэнодзэнни сразу смекнула, к чему клонится разговор: «Какой сердобольный оказывается этот Мунэкиё. Я то полагала как раз наоборот. Как печется о судьбе отрока! И свою, конечно, не забывает».

      Довольно скептическое настроение Икэнодзэнни изменилось, когда ей удалось незаметно понаблюдать за пленником, который в свете дня склонил голову над свитком, внимательно вглядываясь в текст и изредка поворачиваясь к окну в глубоком раздумье. «Не может быть», прошептала пораженная монахиня. «Неужели боги смилостивились и подарили мне возможность еще раз встретиться с безвременно покинувшим мир сыном, хоть и в другом обличье?!». Словно в бреду она промолвила: «Нового расставания с сыном я не вынесу». Этой женщине многое было по силам. Ее уважали и за то, что она привнесла в Рокухару дух истинного аристократизма, которого столь не хватало по сути своей самураям, рвущимся в высшее общество. Сам Киёмори не только с глубоким почитанием относился к мачехе,