Новое несовершенство. Верлибры. Виктор Каган

одинокой собакой,

      окликающей свою душу

      в изножьи

      зелёной кровати,

      где спят и уже не проснутся

      те, кто стали травою.

      «Прости меня…»

      Прости меня,

      господи,

      но

      я не умею молиться.

      Сколько ни гляжу

      в бездонные воды небес,

      а не могу представить тебя

      скорой помощью,

      МЧС,

      джинном в бутылке,

      колесом фортуны в поле чудес

      посреди страны дураков,

      клоуном или певцом

      в концерте по заявкам твоих творений.

      Я сам

      исполнитель своих желаний,

      хозяин своих стремлений,

      жертва своих грехов,

      промашек,

      ошибок,

      благоглупостей, мостящих дорогу в ад,

      и победитель в своих сраженьях,

      ибо

      ты дал мне свободу

      выбирать мой собственный путь

      и отвечать за него.

      А ты,

      сотворивший весь этот мир

      и позволивший мне появиться в нём,

      ты – наблюдатель,

      глядящий снаружи

      на дело воли и рук твоих

      и ждущий

      что я —

      внутренний наблюдатель —

      откликнусь,

      прежде чем сброшу

      одежды земного тела,

      чтобы предстать пред тобой.

      Давай же

      просто побудем вместе,

      поговорим,

      помолчим,

      расскажем

      ты мне,

      как тебе там живётся

      в пространствах моей души,

      а я тебе,

      что происходит снаружи.

      Ты соглашаешься,

      наши дыханья

      одним дыханьем колышут

      шёпот листвы и свет оплывающей свечки,

      и это и есть молитва.

      «Лениво лениться…»

      …но был солдат бумажный…

      Б. Окуджава

      Лениво лениться

      под шорох дождей,

      перемывающих кости

      годам и погодам,

      и смотреть, как по водам потопа

      отпущенный тобой хлеб

      жадно клюют

      буревестники,

      взлетая с борта ковчега,

      сея следы насыщения

      под видом

      разумного, доброго, вечного

      и посылая подальше Ноя.

      Титаник ковчега,

      не утонув, доплывёт

      до вершин,

      зияющих в будущем,

      где Ноя поставят к стенке,

      ковчег подлатают,

      скрестят с паровой машиной,

      пароход загудит философски,

      отдаст концы

      и понесёт не отдавших концы пингвинов

      в непроглядность туманов,

      а родину,

      пустившую тебя, как царицу с сыном

      по морю в сельдью пропахшей бочке,

      будут клевать,

      убивая друг друга,

      разжиревшие буревестники,

      бесы на крыльях кожáнок,

      драконы,

      против которых ты выйдешь

      не Ланселотом с мечом и в доспехах,

      а Дон Кихотом

      с пёрышком