Мир без конца. Кен Фоллетт

топили противников и использовали сторонников до тех пор, пока они были нам удобны, а затем бросали. Это заняло десять лет, но в конце концов отец стал олдерменом гильдии и самым богатым человеком города.

      Мать уже рассказывала ему о деде, но никогда столь откровенно.

      – Так ты ему помогала, как Керис Эдмунду?

      Она жестко усмехнулась:

      – Да. Только когда Эдмунд перенял дело, мы были самыми знатными горожанами. Мы с отцом поднялись на гору, а брат просто спустился по противоположному склону.

      Их прервал Филемон, вошедший в собор из аркады. Высокий, с костлявой шеей, похожий на голубя, он нес ведро: в обязанности двадцатидвухлетнего служки входила уборка. Филемон был явно взволнован.

      – Я искал вас, брат Годвин.

      Петронилла сделала вид, что не замечает его состояния.

      – Здравствуй, Филемон. Разве тебя еще не сделали монахом?

      – Не могу внести необходимое пожертвование, мистрис Петронилла. Я ведь из скромной семьи.

      – Но ради благочестивых послушников аббатство не раз отказывалось от пожертвований. А ты служка уже много лет, и на жалованье, и без.

      – Брат Годвин предлагал меня, но некоторые старшие монахи выступили против.

      – Карл Слепой ненавидит Филемона, не знаю почему, – вставил ризничий.

      Петронилла пообещала:

      – Я поговорю с братом Антонием. Он должен переубедить Карла. Ты верный друг моему сыну, и я хочу, чтобы ты стал монахом.

      – Спасибо, мистрис.

      – Ну что ж, ты, похоже, сгораешь от нетерпения сказать Годвину нечто наедине. Ухожу. – Она поцеловала сына. – Не забудь, о чем мы говорили.

      – Не забуду, мама.

      Годвин испытал облегчение, как будто грозовая туча прошла мимо, разразившись над кем-то другим. Как только Петронилла отошла, Филемон прошептал:

      – Епископ Ричард!

      Ризничий поднял брови. Филемон умел вызнавать чужие секреты.

      – Что епископ Ричард?

      – Он в госпитале, в одной из отдельных комнат наверху, со своей двоюродной сестрой Марджери!

      Хорошенькой Марджери было шестнадцать лет. Ее родители – младший брат графа Роланда и сестра графини Марр – умерли, и девочку взял на воспитание Ширинг. Теперь он хотел выдать ее замуж за сына графа Монмаута. Этот союз существенно укрепил бы положение Роланда как самого влиятельного человека в Юго-Западной Англии.

      – И что они там делают? – спросил Годвин, хотя уже догадывался.

      Служка понизил голос:

      – Целуются!

      – Откуда ты знаешь?

      – Я покажу.

      Филемон двинулся к выходу через южный рукав трансепта. Пройдя через крытую аркаду мужского монастыря, оба по лестнице поднялись в дормиторий, бедно обставленное помещение, где в два ряда стояли простые деревянные кровати с соломенными матрацами. Через стену располагался госпиталь. Филемон подошел к широкому комоду, в котором хранились одеяла, и с трудом отодвинул его. За ним из стены вынимался камень. Интересно, как служка его обнаружил, тут же подумал Годвин и решил: наверное, что-то