Искальщик. Маргарита Хемлин

взяли и потащили.

      Я это все послушал. И спросил только, на месте моя нога или уже нет. Рувим ответил утвердительно и поинтересовался, или я все понял из его достоверного рассказа.

      Я сумел кивнуть и вслух подтвердить собственное понимание первыми попавшимися словами:

      – А вдруг они очнулись?

      Лицо Рувима стало белым.

      Он положил мне свою ладонь на глаза и приказал:

      – Спи! Шлафен!

      На момент моего пробуждения в хате происходило совещание среди Мусия и Рувима.

      Мусий считал, что нам надо топать до дому, а Рувим утверждал, что не надо.

      Мусий ставил вопрос ребром – за какие бублики мы тут у него будем ошиваться?

      Рувим пропускал вопрос мимо ушей и мусолил свое.

      В конце концов в качестве отдачи за проживание Рувим предложил свой докторский саквояж из толстой свиной кожи с блестящими застежками и в придачу штаны, пиджак и ботинки.

      Мусий выразил согласие на неделю. Рувим начал его стыдить – за такую плату можно было б и две. Мусий подумал и согласился.

      Рувим заметил, что я не сплю, и сказал:

      – Рана твоя большая, но поверхностная. То есть больше гевалту, чем дела. Через неделю будешь прыгать на обе ноги. Скажи спасибо дядьке Мусию! Он нас берет к себе на постой, пока ты очухаешься.

      Я возразил:

      – Раз я буду скакать через неделю, так зачем же ты ему все с себя отдаешь, вроде за две? Одежду ни за что не отдавай! Ну хоть ботинки не отдавай! Где теперь ботинки возьмешь?

      Рувим встал из-за стола и провозгласил:

      – Скакать ты будешь через семь дней. А вторые семь дней я взял на всякий случай. Ну, если честно, так для себя – лично. Как для человека. Не как для врача. Надо, чтоб струковцы меня немножко потеряли.

      Я разозлился:

      – А вдруг дед с мамой меня уже ищут? Нет! Мне надо в Остёр! А ты оставайся! Оставайся! Жри тут за свой свинячий чемодан! Жируй! Я деду расскажу! Он тебя больше на свой порог не пустит! Он твой чемодан, между прочим, чтоб ты знал, терпеть не может! Он на него плюет! И я плюну! Сто раз!

      Я плюнул в сторону саквояжа раз. Подождал немножко. Плюнул еще. Будем откровенны, расстояние помешало мне попасть в намеченное. И я аж заплакал – от праведной обиды.

      Ясно вспомнилось, как дед просил всякий раз, когда Рувим приходил в наш дом, оставлять саквояж на дворе. Если Рувиму нужны были инструменты, он выходил за ними или сразу перекладывал на чистый рушник, который выносила ему мама, потом долго кипятил. И обязательно говорил вроде не деду, а на воздух: “Это, чтоб вы ничего такого не подумали, Хаим Исидоровоч, не уступка вашим предрассудкам, а именно и только необходимая стерилизация. То есть абсолютная чистота. Наука – вы меня, конечно, извините на грубом слове”.

      Мусий засмеялся.

      – Всэ! Здоровый… Здоровый, гад! Учора вмырав, а сьогодни здоровый. Вставай, Лазар!

      Я попытался скинуть ногу с сундука.

      Рувим бросился ко мне, удержал всем своим телом.

      Я махал руками, крутил шеей.