Динка. Валентина Осеева

последнее время к хозяину Леньки зачастил приказчик купцов Овсянниковых. Овсянниковы торговали керосином и лесом. Склады леса и лавчонки под вывеской «Овсянников и сын» содержались ими по всем приволжским городам. Хозяин баржи, Гордей Лукич, уже не раз имел дело с хитроватым прилизанным приказчиком Овсянниковых, не раз Ленька под окрики хозяина помогал рабочим грузить овсянниковский лес или бочки с керосином. Теперь приказчик появился снова.

      «Значит, скоро грузиться будем», – тоскливо подумал Ленька. Сегодня с утра хозяин послал его за колбасой и водкой. Сидя в маленькой хибарке друг перед другом, хозяин и приказчик наливали водку, заедали хлебом и колбасой, лущили воблу. Приказчик был чистенький, в сером пиджачке и белой косоворотке. Поднося ко рту стаканчик, он брезгливо морщился и тонким фальцетом произносил одну фразу:

      – За благополучный исход дела-с!

      Гордей Лукич в плисовой поддевке и голубой сатиновой рубахе сидел, опираясь широкой спиной на дощатую стенку своей хибарки. Плисовые штаны его, засунутые в хромовые сапоги, лоснились, будто смазанные салом.

      Он поднимал указательный палец и грозил:

      – С Гордеем Лукичом шутки плохи! Мне чтобы все по чистой было выплачено вперед! Кто денежки дал, тому я и слуга.

      – Это что ж! Это известно-с... Нами обижены не будете. Вот как бы с грузчиками чего не вышло... Уж очень сволочной народ, – ощипывая хлеб и отрезая тоненький ломтик колбасы, говорил приказчик.

      – Грузчики – это особь статья. Купца такие дела не касаются, а нам они не впервой... Ты вот, гляди, какая пигалица, а мимо носа не пронесешь.

      Приказчик тоненько хихикнул и закивал головой:

      – Не пронесу, Гордей Лукич! Мы в этой коммерции разбираемся, сызмальства науку прошли-с.

      – Ну вот, всю науку прошел, а со мной торги затеваешь! Только напраслинный твой труд! Что на погрузке выгадаем, то пополам, а что за баржу причитается, то мое! И цену свою я снижать не намерен.

      Ленька сидел на скрученном канате, слушал эти торги и думал о тяжелой своей жизни и о том, что свет велик, а ему, сироте, нигде и места нет, кроме как на этой барже с ненавистным ему человеком.

      Скоро двинется баржа вниз или вверх по Волге, и уже не сойти с нее никуда: слушать брань хозяина, варить ему похлебку и щелкать зубами, как голодный щенок, глядя, как он жадно двигает челюстями... «Убежать бы... Так поймает он – тогда не жди пощады. Искалечит и выбросит ночью в воду. А то просто на улице заберут, коли отчим заявит в полицию», – тоскливо думает Ленька.

      – Эй, ты! Чего расселся как колода? Я что сказал тебе делать? – загремел из хибарки голос хозяина. Ленька вскочил.

      – Я все сделал: палубу подмел, белье ваше отстирал, все прибрал к стороне, как велено, – тихо сказал он.

      – Еще мой, еще скреби, неча руки на груди складывать! – поднимаясь и берясь за картуз, сказал хозяин. – Я, може, на неделю по делам отлучусь, тогда гляди, если что неладно будет... Ну, пошли, что ли? – обратился он к приказчику.

      – Пошли, Гордей Лукич! Сейчас самое время на пароход попасть, – с гордостью вытаскивая из кармана