Динка. Валентина Осеева

бросился в комнату. Хозяин держал в руках какие-то измятые бумаги и совал их Николаю:

      «У меня документы есть! Я с детства его воспитывал и никому не отдам!.. Ленька! – заорал он, останавливаясь перед мальчиком и глядя на него покрасневшими от злобы глазами. – Кто я тебе? Отвечай! Ну? Отвечай!»

      «Не запугивайте мальчика! – возмущенно сказал Николай. – Мне не нужен его ответ! Я найду способ вырвать его из ваших рук! Негодяй!»

      С тех пор хозяин, обозленный вмешательством молодого типографщика, строго-настрого запретил Леньке ходить к нему в комнату. Напрасно Николай грозил Гордею Лукичу заявить о его жестоком обращении с сиротой в полицию: хозяин только злорадно посмеивался и вымещал свою злобу на Леньке. Мальчик, разлученный со своим другом, побледнел, осунулся и, встречаясь с Николаем в коридоре, тоскливо глядел ему в глаза... И только иногда теперь выпадали на его долю счастливые вечера, когда Гордей Лукич уходил из дому.

      «Терпи, брат Ленька! – крепко прижав мальчика к своей груди, утешал Николай. – Весной увезу тебя от хозяина... К матери своей увезу... Хорошая она у меня... Как в раю будешь жить!»

      С Рождества к Николаю зачастили товарищи, потом и сам он начал надолго уходить из дому.

      Ленька, глядя в темноту открытыми глазами, допоздна ждал его возвращения и, стараясь не разбудить хозяина, выбегал на цыпочках в коридор. Николай совал ему в руку кусок колбасы или какое-нибудь лакомство, бегло обнимал его и проходил к себе. Ленька прислушивался к каждому шороху, доносившемуся из комнаты его друга, и удивлялся, что тот не спит... Один раз у Николая засиделся какой-то товарищ, и оба они не ложились спать до утра.

      Однажды, проснувшись ночью, Ленька заметил, что Гордея Лукича нет на кровати. Куда и зачем уходил хозяин, он не знал. Но на другой день к Николаю нагрянула полиция. Ленька с ужасом смотрел, как в комнате его друга переворачивали матрас, подушку, книги, поднимали половицы... Потом в руках у жандармского офицера вдруг оказались пачки свеженапечатанных бумажек. Ленька с ужасом услышал, что бумажки эти запрещенные и называются они прокламациями.

      Николая увели. Он шел бледный, но спокойный и, проходя мимо Леньки, тихо шепнул ему:

      «Не горюй... Мы еще увидимся...»

      С тех пор он исчез. От дворника этого дома Ленька узнал, что Николай в тюрьме... Однажды, убежав от хозяина, он целый день тоскливо бродил вокруг темно-красной кирпичной стены, за которой стояла городская тюрьма. За железными решетками были видны бледные лица арестантов, но Николая между ними не было. Ленька подходил к тяжелым запертым воротам тюрьмы, но часовой сердито гнал его прочь.

      Наступала уже весна, шли частые дожди, но земля была промерзлой, и кое-где во рву лежали грязные бугорки снега... Голодный и промокший до нитки, мальчик с трудом дотащился домой и потом был отвезен в городскую больницу с жестоким воспалением легких.

      В тяжелые бредовые дни он видел перед собой лицо своего потерянного друга и слышал его слова:

      «Не горюй... Мы еще увидимся...»

      Хозяин, не надеясь на выздоровление Леньки, махнул на