Габриэль Конрой. Фрэнсис Брет Гарт

долговязый швейцарец. Блент передал ему объявление. Тот внимательно прочитал его.

      – Здесь указано, где искать закопанное в земле имущество. Ценное имущество.

      – Где же?

      – Под пирамидой из камней.

      Доктор и Блент обменялись взглядом.

      – Веди нас! – сказал Блент.

      Они ехали молча около часа. Когда, по прошествии этого времени, всадники достигли уступа, за которым каньон круто поворачивал в сторону, Блент громко вскрикнул.

      Впереди лежала куча камней; ранее, как видно, они были уложены в определенном порядке, но кто-то их раскидал. Снег и земля кругом были изрыты. На снегу валялись рукописи, раскрытый портфель с зарисовками птиц и цветов, застекленный ящик с коллекцией насекомых – стекло было разбито – и растерзанные чучела птиц. Невдалеке виднелась какая-то груда лохмотьев. Подъехав к ней поближе, один из всадников, что-то воскликнув, соскочил с коня.

      Это был труп миссис Брэкет.

      7. Следы теряются

      Женщина умерла с неделю назад. Она была неузнаваема, черты лица искажены, руки и ноги сведены судорогой. Молодой врач, склонившись, тщательно осмотрел труп.

      – Умерла от голода? – спросил Блент.

      Доктор ответил не сразу. Он взялся за чучела птиц; одно из них понюхал и даже слегка лизнул. Помолчав, он сказал:

      – Нет. Отравлена.

      Люди, склонившиеся над мертвым телом, разом отпрянули.

      – По-видимому, несчастный случай, – бесстрастно продолжал врач. – Изголодавшаяся женщина набросилась на эти чучела. А они были опрыснуты крепким раствором мышьяка, чтобы защитить их от насекомых. Женщина пала жертвой заботливости ученого.

      Среди всадников прошел ропот негодования и ужаса.

      – Выходит, эти чертовы птицы были ему дороже людей, – заявил разъяренный швейцарец.

      – Отравил женщину, чтобы спасти дичь, – добавил другой.

      Доктор улыбнулся. Деварджесу было бы рискованно встретиться сейчас с этими людьми.

      – Если жрец науки еще здесь, – сказал он тихо Бленту, – ему нужно где-нибудь отсидеться хотя бы несколько часов.

      – Вы о нем что-нибудь слышали?

      – Европейский ученый, у себя на родине довольно известный. Я где-то встречал его имя, – ответил доктор, проглядывая подобранные рукописи, – Деварджес. Он пишет здесь, что сделал важное открытие; как видно, придает своей коллекции большое значение.

      – Может быть, следовало бы подобрать ее и привести в порядок? – спросил Блент.

      – Сейчас некогда этим заниматься, – возразил доктор. – Каждая минута дорога. Сперва люди, наука потом, – полушутливо добавил он, и все пустили коней рысью.

      Коллекции и рукописи, плоды многомесячного самоотверженного труда ученого, его неусыпных забот и тревог, свидетельство его бескорыстного энтузиазма и торжества научной мысли, остались лежать в снегу. Подувший из ущелья ветер разметал их по сторонам, как бы выказывая тем свое презрение, а солнце – уже довольно жаркое – накалив металлические части застекленного ящика и портфеля, погрузило их еще глубже в подтаявший снег, словно