Против течения. Евгения Перова

чем заманивала и держала его Кира. Девочка, куколка, конфетка. На сладкое дурака потянуло!

      Марина…

      И вдруг, отматываясь назад, как кинолента, понеслась перед глазами Алексея их с Мариной общая жизнь: вот она Ваньку рожает при нем, а он в обморок валится; вот Мусю кормит на терраске, освещенной вечерним солнцем; вот плывет к нему королевой сквозь толпу людей на выставке…

      Вспомнил, как любили друг друга впервые и оба тряслись от страха…

      Как Марина за одну ночь преобразилась, осознав свою силу…

      Вновь услышал, как течет сквозь его сознание ручеек ее беззвучных слов: «Милый мой, желанный, счастье мое!»

      И как он «Ангела Надежды» написал – а ведь без Марины и не смог бы!

      Омут вспомнил, из которого Марину вытаскивал – и поежился: черная вода, вязкая, жадная, хватает скользкими ледяными руками, тащит вниз, лезет в горло, и воздуха почти больше нет… А сквозь черноту – бледное сияние, как от луны. Это – Марина. Это ее лицо светится. Холодное, мертвое – на самом дне… Увидел опять ее белую с синевой кожу с пупырышками смертного озноба… Услышал, как страшно она кричит, почувствовал, как вцепилась в него, словно пытается спрятаться… Сквозь тонкий свитер почувствовал ладонью ее лопатки, словно прорезавшиеся неоперенные крылышки…

      Сухановский парк тоже вспомнил: как стояли под липой, мучаясь от почти нестерпимого желания… И как он струсил, не осмелился… Устоял!

      И Татьянин день, и «Утро туманное», что пели вместе с Мариной, и свою первую выставку, на которой приоткрылось им общее будущее, – все вспомнил, пока стоял на площадке. Горло перехватило от мучительной нежности: моя маленькая!

      И вдруг совсем опомнился – что же я делаю?

      Как же я собираюсь без нее жить?

      Что от меня останется – без Марины?

      И побежал вверх по лестнице. Вошел, задыхаясь – тишина, все спят. Открыл дверь в спальню. Лампа горит у кровати, Марина лежит, одетая, на покрывале. Потом медленно, как старуха, поднялась и села. Ужаснулся – лицо осунулось, черные тени под глазами. Подошел, стал на колени, голову опустил:

      – Марина…

      Она взяла его за волосы, потянула резко назад, чтобы увидеть лицо – он даже не поморщился, другая боль была сильней. Всматривалась, не веря.

      Он сказал:

      – Ты – моя женщина.

      И почувствовал, как Марина обмякла и стала наваливаться на него – господи, да она чуть не в обмороке! Подхватил, обнял:

      – Ну прости, прости, прости меня! Прости…

      – Ты не уйдешь?

      – Как же я уйду, что ты!

      – А то я не могу жить без тебя…

      – Ты представляешь, оказалось – я тоже без тебя не могу. Вот ужас-то, да?

      И она засмеялась сквозь слезы.

      – Маленькая моя! А ты ела тут что-нибудь?

      – Я? Ела… наверное. Не помню.

      – А дети как?

      – Хорошо… Лёша? Ты… ты… Ты – правда?

      – Все, все, все, больше ничего там не будет,