Против течения. Евгения Перова

сильнее обнял и уткнулся носом ей в плечо, положив руку на грудь. Остаток ночи она не спала, изнывая от желания, но даже этот жар не смог растопить ту ледяную стену, что стояла между ними.

      Редкие моменты близости не делали их ближе, а словно разводили все дальше, настолько не похоже было это осторожное соитие на настоящую страсть. Имитация, подделка. Дожили! Разговоры у них не очень получались – оба боялись высказать все, что наболело, а Марина не раз срывалась – только было Леший пристроился с чувством ее поцеловать, как она оттолкнула его руку:

      – Ну, скажи – чем? Чем она тебя взяла, чем держала? Что у нее такого есть, чего у меня нет? Ну – молодость, свежесть, понятно. Но таких – полно вокруг. Сексом? Что, минет хорошо делала?

      Леший чудовищно покраснел и закрыл глаза, сморщившись, как от удара – не увидел, как по лицу Марины прошла легкая судорога.

      – Марин, вот это действительно… удар ниже пояса! Давай, добивай меня. Господи, я и так не знаю, как жить от стыда…

      – Ладно, прости. У меня воображение чересчур богатое – картинки сами в глаза лезут. Я представила, как она…

      – Перестань!

      – Так меня чуть не вырвало.

      Леший посмотрел Марине прямо в глаза:

      – Да, ты права. Этим и держала. Ничего духовного – душевного! – между нами не было, один голый секс. Физиология, как ты говорила.

      – Что ж, выходит, я как женщина хуже?

      – Марин, ну что ты говоришь. Ты… Ты одна такая, ты… Тебе равных нет.

      – Равных нет… А что ж понесло тебя туда?

      – Я не знаю.

      – Не знает он…

      – Ты, может, и не поверишь, но я на самом деле очень сильно мучился, правда.

      – Это ты мучился?

      – Марин, я понять не мог, что со мной! Она же мне никогда не нравилась, Кира эта. Ты же помнишь, как я заходился от нее. Просто в ярость впадал.

      – Помню, конечно.

      – Марин, я ведь не бабник, ты знаешь. Я тебе никогда не изменял, я правду говорю.

      – Я знаю.

      – А у меня возможностей было – выше крыши. Ну, конечно, поиграть я люблю…

      – Это точно.

      – Но это все театр, игра на публику, а когда тебя рядом нет, мне и неинтересно.

      – Так ты меня дразнил, оказывается?

      – Конечно! Разве ты не знала? Ты же мне всегда подыгрывала! А тут… Марин, я не буду оправдываться: у меня всегда выбор был, с самого начала – видел, к чему дело движется. Но не хотел видеть. Не мог противостоять, понимаешь? Она меня как-то… не знаю…

      – Загипнотизировала, что ли? Как кролик – удава? Тьфу, удав – кролика?

      – Как кролик – удава, вот именно. Даже звучит смешно. Но я не искал с ней близости, правда. Я понимаю, как это выглядит: взрослый дяденька жалуется на маленькую девочку: это все она, я тут ни при чем, она сама пришла, она меня совратила! Самому противно, Марин, но так примерно и было. Я ей сопротивляться совершенно не мог. И оборвать не мог. Вообще допускать такого не должен был, но раз уж случилось, надо было сразу прекратить. А я… Когда домой ехал после первого