Тихие слова любви. Сара Джио

снова посмотрела в небо, но на этот раз присмотрелась внимательнее.

      – А вы когда-нибудь различаете в облаках что-то еще, Бернард? Картины? Лица?

      Он усмехнулся.

      – Конечно, я кое-что вижу. Но то, что вижу я, может отличаться от того, что видите вы. В этом смысле облака обманчивы.

      Бернард надолго погрузился в молчание.

      – Думаю, они показывают нам то, что мы хотим видеть, – наконец произнес он.

      Он был прав. Я как раз кое-что увидела, и это меня напугало. Я тряхнула головой.

      – Тогда я не скажу вам, что вижу, иначе вы станете смеяться надо мной.

      Бернард улыбнулся краем губ.

      – А что видите вы? – спросила я.

      – Сэндвич с ростбифом, – усмехнулся он и потянулся к карману. – О, я едва не забыл. Это письмо для вас, – объяснил Бернард, протягивая мне розовый конверт. – Почтальон случайно положил его в почтовый ящик миссис Кляйн.

      – Спасибо, – поблагодарила я и сунула письмо в карман. Остальную почту я отправила в сумочку. Это были по большей части нежеланные рождественские открытки. Идеальные, счастливые, улыбающиеся в камеру лица. Стоит ли говорить об обманчивости облаков?

      – Веселого Рождества, – пожелал Бернард. Сэм натянул поводок.

      – И вам веселого Рождества, – ответила я. Слова эхом отдались в моей голове. Веселого Рождества. Я не чувствовала никакого веселья. Правда, так всегда бывало в это время года.

      Мы с Сэмом свернули за угол, и я кивнула Мелу, владельцу киоска с газетами на Пайк-плейс. Он подмигнул и указал на омелу, свисавшую с тента.

      – Как насчет того, чтобы поцеловать старину Мела?

      Я сделала вид, что смущаюсь, и глупо усмехнулась. Мел нахмурился.

      – Даже в канун Рождества, Джейн?

      Я нагнулась и быстро клюнула его в щеку.

      – Пожалуйста. – Я улыбнулась. – Довольны теперь?

      Мел вцепился в щеку и разыграл сковывающий лицо паралич.

      – Лучший день в моей жизни, – сказал он. Ему было почти семьдесят, и сорок лет или даже больше он продавал газеты. Этот лысеющий мужчина маленького роста с пивным животом флиртовал с каждой женщиной на рынке, а вечером отправлялся в свою крошечную квартиру, расположенную в двух кварталах от площади, выше на холме, где он жил в одиночестве.

      – Моя Адель любила канун Рождества, – сказал Мел. – Она любила омелу. На Рождество у нас всегда был настоящий праздник – жареное мясо, елка, иллюминация.

      Я положила руку на его рукав. Хотя его жена умерла восемь лет назад, Мел говорил о ней так, словно утром они вместе завтракали.

      – Я знаю, как вам ее не хватает.

      Мел взглянул на облака. Интересно, что он в них видит?

      – Каждый проклятый день, – пробурчал он. Я увидела печаль в его глазах, но это выражение сразу изменилось, когда к киоску подошла женщина лет семидесяти. Она была высокого роста и возвышалась над Мелом, словно небоскреб КоламбияЦентр над невысоким зданием на углу Четвертой авеню и Пайк-стрит по соседству. У женщины были серебристо-седые волосы и точеные черты лица. Элегантная, с