Сгоревший дом. Гоша Апальков

позволю себе перепрыгнуть с темы на тему и сказать пару слов о вакивальтине. У нас его называют «валик». Он существует уже около двадцати лет, однако известность в массах получил совсем недавно. Его действие можно описать как коктейль из чувств чистого утреннего вдохновения, агрессии, бесстрашия и эйфории, тысячекратно усиленных, если доза полная. Раньше его использовали лишь немногие армии, в числе которых была армия Шашкевича. Каждому наёмнику выдавался пневмошприц с валиком, которым надлежало воспользоваться только в особом, безвыходном случае. И однажды папе такой случай представился.

      Я всех деталей не помню: мне было семь. Помню, что однажды папа вернулся домой на два дня позже обычного с загипсованной рукой. Мама бросилась обнимать, целовать и расспрашивать его, что да как. А он словно не понимал, где находится, будто бы бродил во сне и по случайности пришёл домой. Он только кивал и повторял:

      – Потом. Потом всё. Потом.

      Мама не спала всю ночь. Папа же проснулся следующим утром, как ни в чём не бывало: стоял в кухонном отсеке с чашкой чая и спрашивал, как прошли наши полмесяца. Потом, когда меня не было поблизости, мама выпытала у него все подробности происшествия. Мне же только сказали, что случилось кое-что непредвиденное, но сейчас всё хорошо, и это – самое главное. Шесть лет спустя мама расскажет мне, что впервые он укололся именно тогда, во время «непредвиденного».

      Дальше всё было почти хорошо. Иногда папа возвращался с работы понурый и неразговорчивый, списывая это на усталость и стресс. Он получал повышения и двигался по карьерной лестнице. Накоплений на его счёте к пятьдесят пятому году было достаточно, чтобы обеспечить им с мамой богатую старость в будущем и безбедную жизнь сейчас. Когда мы перестали нуждаться вообще в чём-либо, вместо обычной половины от получки папа стал отдавать порядка семидесяти процентов на благотворительность. Анонимно, разумеется, чтобы не привлекать ненужное внимание органов и общественности. Для себя он решил, что в сорок лет уйдёт в отставку и попробует себя в чём-нибудь новом. В чём конкретно – он почему-то старательно умалчивал: даже мама не знала, что он задумал, и до сих пор не знает. Папе оставалось два года до пенсии, когда он умер.

      Первого сентября пятьдесят восьмого в нашей школе был традиционный концерт в честь начала учебного года. Я тогда пошёл в седьмой класс. Да. Помню, мы сидели на трибуне, на школьном стадионе. Танцоры, исполнив номер, освобождали поле, а на их место выходили музыканты. Они калибровали инструменты и проверяли звук, когда мне пришло сообщение. Преподаватель музыкального кружка нехорошо посмотрел на меня, услышав, как пропищали мои глассы, которые я вопреки правилам не отключил перед концертом. Когда он снова отвернулся к выступавшим подопечным, я воткнул сет в ухо и скомандовал «прослушать». Сообщение было от папы. Он сказал: «Я вас очень люблю. Воля, учись хорошо, будь молодцом,