Рубиновое сердце богини. Екатерина Лесина

ну разве это жизнь для славного разбойника – в горах овец пасти? Кому сказать – засмеют. А ведь пару лет назад не было караванщика, который бы не знал имени Али Проклятого. Сам Али предпочитал, чтобы его величали Львом Пустыни. Но минули дни былой славы, словно их и не было. Где теперь серебряный ятаган да верный конь, добытый в первом бою, неизменный товарищ, не раз спасавший разбойничью шкуру от преследователей. В конюшнях султана тысячи лошадей, но ни одна не сравнилась бы с Каюром. Знать бы, чья же рука поднесла ему отраву, знать бы, в чьем сердце взошли горькие ростки измены, кто указал грязным псам султана путь к тихому оазису. Чудом избежал расправы Али, чудом скрылся, чудом выжил в пустыне, чудом обвел вокруг пальца проклятых заптиев[11]. И вот теперь великий воин пасет в горах тупых овец на пару с не менее тупым напарником.

      И девка эта непонятная. Откуда она только взялась? Танг склонился над телом, бормочет чего-то. Вот уж точно дикая страна, дикие люди, и боги у них тоже дикие. Али однажды заглянул в местный храм, так чуть не умер со страху, такое чудище там стояло: человек – не человек, зверь – не зверь, так, не пойми что. И молятся странно, лоб краской мажут, цветы какие-то на алтарь кладут, и лежат цветочки целый год, высохнут, гнить начнут, запах в храме ужасный, но нет, не убирают служители приношение, ждут, пока снова зацветет священный лотос.

      – Обыскать надо, – заметил Али. Танг замотал головой. Эх, послал же Аллах напарника, ни поговорить, ни подвигами былыми похвалиться – не поймет индус проклятый или, паче того, донесет куда надо. И закончится тогда вольная жизнь Льва Пустыни на плахе у местного султана. Раджи. Местный султан правильно называется «раджа».

      —А я тебе говорю – надо. Неспроста эта девка в горы поперлась.

      Танг задумался. На лице написано, не нравится ему идея, но и перечить не смеет, Али сильнее.

      – Не хочешь ты, давай я. – Бывший разбойник ловко оттер напарника от тела. Девка. И хорошенькая была, кругленькая, ладненькая, волосы что твой шелк, густые, мягкие, и личико соответствует. Даром что мертвая да чумазая. Али мокрой тряпочкой вытер грязь с лица, зачем, и сам не знал. Захотелось.

      И не пожалел. Подобной красоте в серале место, а не в горном ущелье, и чтобы вокруг птички певчие в золоченых клетках, масла душистые, ткани легчайшие, украшенья золотые, а не жесткий камень да ледяная вода горной реки.

      —Видать, плохо ты своим богам молилась, девонька, не те цветы на алтарь клала, не теми колокольчиками звенела, раз лежишь здесь.

      Танг-Карна сопел рядом, а Лев Пустыни не мог отвести взгляд от мертвого лица. Ему все казалось, что еще немного, и холодные веки дрогнут, глаза откроются, и девушка улыбнется. Интересно, какие у нее глаза? Голубые, точно вода в здешних озерах, или зеленые, будто цейлонские изумруды? Нет, такие встречаются лишь у северянок с бледной кожей и желтыми волосами. У мертвой красавицы глаза черные, подобно бездонной бархатной ночи, крылья которой несут покой и прохладу…

      —Похоронить нужно, – напомнил напарник. Али встрепенулся. Шайтан! Что это с ним? Поплыл, точно сопливый юнец. Не бывать такому! Ни одна баба, ни живая, ни мертвая, не будет вертеть Али Проклятым!

      А

11

Стража.