Симода. Николай Павлович Задорнов

на перчатки с одним пальцем наособицу.

      Пожилая японка поклонилась ей. Барышня ответила поклоном покороче.

      Вася Букреев вышел из-за цветочной грядки к японкам. Они поклонились матросу. Васька что-то спросил. Девушка ответила без жеманства, – видно, сказала, что не понимает. Букреев показал на товарища. Янка выскочил из окошка. Девушка низко поклонилась ему. Старшая проворным движением отпустила подоткнутый халат, закрывая ноги, и тоже отвесила поклон.

      В саду появился самурай. Он шел медленно, не сгибая ног, растопырив руки и не шевеля ими, словно его длинные рукава намокли, как в дождь. Старая японка пробежала мимо него мелкими шажками в сплошном поклоне. Девушка почтительно поклонилась отцу. Самурай ждал поклона от матросов.

      Юная японка посмотрела на Васькины усы и перевела взгляд на Янку. Его белокурые волосы казались сейчас нежными и золотистыми.

      Самурай, не дождавшись толку, хмыкнул и пошел через сад, как бы снисходительно простив гостей.

      – У старика жена и наложница! – усмехнулся вслед ему Василий. – От обеих восемь или девять дочерей!

      – Откуда ты узнал?

      – Иван сказал.

      – Какой Иван?

      – Японец Иван. Служит у нашего барона. Он спал у нас под дверью.

      – По-русски понимает?

      – Считает неверно, сбивается. Но поговорить хочет. Все время говорит, но не все понятно. Я его спросил, мол, хозяин хорош ли. Говорит, что сволочь.

      – За что же он так хозяина?

      – Говорит – скупой. Гостей одними апельсинами угощает. Работникам дает апельсины, говорит: мол, кушай досыта. Нас заморит.

      Берзинь полагал, что хозяин должен быть расчетлив, но работников надо кормить как следует.

      Янка посмотрел на неуклюжие строения под соломой, разбросанные за садом. Он любил хозяйство и готов был порадоваться чужому уюту. Но тут жизни не позавидуешь. Не мыза, не корчма и не богатый хутор, хотя и родной вид у больших соломенных крыш. Хозяин держит жену и наложницу в одном доме! Ян полагал, что хорошего ничего тут быть не может. Только юная японочка в саду, как залетевшая из другого, прекрасного мира яркая и нежная бабочка.

      – Мне Иван уж выговорил, – сказал Васька, – зачем, мол, спать легли не помывшись. Они нам баню приготовили и халаты.

      Через пустырь по траве молча шли уставшие после ночного дежурства Аввакумов и Киселев.

      – Баня топлена, – сказал им Букреев.

      – Наверно, не баня, а в кадке вода горячая, и в нее лезть всем по очереди, – брюзжал Аввакумов.

      Самурай вышел из-за деревьев.

      – Наш барон явился, – тихо молвил Букреев.

      – Пойди! – сказал самурай по-русски, показывая рукавом халата на другое крыло своего длинного ветхого дома. Он приглашал к себе.

      Матросы выкупались в кадушке под навесом, надели чистое белье, халаты; грязное бросили на траве, как велела им пожилая японка, показывая на исподние рубашки. Босые, собрались в большой