Судьбы дорога. Леонид Васильев

ночью над поселком Волгино пушинками лебяжьего пуха опустился первый снег, покрывший деревья, прелую листву и дорожки в парке. Здесь, крахмально поскрипывая обувью, оставляя следы в снегу, по аллее идет пожилой человек. Изборожденное морщинами лицо его просветлело от чистоты зарождающегося дня. Когда-то в этом парке он, юный и стройный курсант пехотного училища, шел по тропинке на встречу с молоденькой учительницей. Обостренная память частенько возвращает военкома в былые, грозовые, навечно впечатавшиеся в воспоминания годы. Вот как будто идут они, взявшись за руки, озаренные июньским вечером, к берегу Волги, не зная еще, что всего через несколько часов ранним утром разлучит их война…

      Вся жизнь Василия Ивановича была связана с военным лихолетьем. Болью отзывается сердце его. В сорок втором молодой лейтенант со своим взводом из вновь сформированного полка защищал Сталинград.

      Пожилые, хлебнувшие лиха, и безусые солдаты оберегали своего командира. Но однажды, отбив очередную атаку немцев, под минометным обстрелом, его, окровавленного, вытащили на огрубевших от пороха и грязи руках солдаты – Иван и Руслан. Он хорошо помнил их – сорокалетнего колхозника из Владимирской области и балагура и остряка из Казани. Впоследствии они погибли под Курском. Но память сохранила их лица.

      Осколок, чуть не задевший сердце, из груди лейтенанта Бородина извлекли в госпитале.

      Нина Сергеевна, искусная кухарка, ждала военкома к обеду. Василий Иванович подошел к Волге и долго смотрел на холодные свинцовые волны еще не схваченные ледком, а по серому небу беззаботно плывут хмурые тучи.

      Офицерская закваска напомнила ему, что он обещал вернуться к обеду. Не быстрой походкой он шел по своему следу назад в тихую свою обитель, где его ждали.

      – Ну, что, товарищ подполковник, опаздываешь, – громко спросила жена, – ты мне сейчас напомнил академика нашего, помнишь, Володю Безуглова? Тот вечно опаздывал на урок. То у него бабка болеет, то проспал, то деда в Москву провожал. Двоечник ведь был, а гляди-ка, как взлетел. Что-то давненько не пишет – наверно, новую книгу сочиняет. Да, Василий, тут нам звонили, спрашивали тебя, какой-то капитан афганец.

      – А-а, это Анатолий. Сняв с себя шинель, пригладив седую голову, Василий Иванович сел за стол.

      Отобедав, он засобирался в военкомат, сегодня нужно проводить на службу новобранцев. Нина Сергеевна, поправив ему галстук, чмокнула в щеку и, перекрестив его вслед, направилась в кухню. Поглядела в окно. Муж по-военному печатал шаг в сторону вокзала. Как мучительно долго ждала она своего Васю с войны. Его израненного комиссовали в сорок четвертом. Он приехал изможденным и худым в такой же ноябрьский день. В серой шинели, опираясь на палку, он пришел в школу. Шел урок. Нина Сергеевна читала ученикам стихотворение Лермонтова «Бородино». В голодных детских глазах блестели огоньки, как вспышки выстрелов войны. Когда прозвенел звонок, к учительнице подошла уборщица тетя Феня и как-то внимательно глядя ей в глаза,