ЛУННАЯ ТРОПА. Сказка для всё познавших. Сен Сейно Весто

и навзничь. Кому-то не нужно было других книг, кроме таких. Он же больше не чувствовал прежнего сумрачного ощущения без начала и конца. Он прочел их все.

      …Непринужденное следование одному лишь незамысловатому принципу никогда не оправдываться как-то незаметно, просто, естественно и необратимо успело взрастить за собой целый философский взгляд на самого себя, на окружение, среду, историческую перспективу, которая имела теперь счастливый случай увидеть всё в несколько новом свете – саму наблюдаемую реальность, включая значительную часть обозримой вселенной. Но одним взглядом дело не ограничилось. К тому же, как выяснилось, окружение, неся на себе всегда что-то неуловимо женоподобное, как всякая женщина, любило, чтобы его любили, и совсем не любило, когда встречало невнимание или, что хуже, внимание было не то. Гонгоре давно пришлось заметить нечто общее во всех этих знаках и остаточных реакциях, с какими окружение рефлекторно реагировало, согласно свидетельствам прошлого и настоящего, приходя в соприкосновение с внешним чужим миром. Было что-то в этом окружении от подлинного женского начала, когда там понемногу доходило, что должного впечатления не производится: оно не старалось измениться, не умея этого, – оно начинало мстить за свою непривлекательность. Из благоразумных соображений Гонгора прилагал некоторые усилия, в лучших традициях предусмотрительности сторонних наблюдателей, оставаться незаметным и самодостаточным, но и в нем в конечном итоге распознавалась нечто заведомо чуждое, неживое и за рамками общепринятого. Как бы то ни было на самом деле, врожденная и развитая способность ориентироваться в темноте (самой непроглядной ночью без света он ориентировался почти как кошка и с детства не боялся темноты) относилась им к числу необходимых достоинств. Только ночью лес оживает по-настоящему. Темное время суток он открывал для себя, как открывают дверь, чтобы сделать последний шаг, тому, кто не нес в своем сознании особой установки и ощущения глубокого покоя и дома, понять его было бы трудно. Без звезд он мог почти безошибочно определить северное направление – надо было только на время прикрыть глаза, успокоиться и ни о чем не думать. Он сам не сумел бы определенно сказать, как это у него получалось, причина могла лежать в стародавнем, еще с детства, обыкновении усаживаться, делая из инерции своего сознания тему для медитации, лицом на север, между делом настраивая некие мозговые синклинали в унисон с геомагнитными линиями. Долгое время он расстраивался по тому поводу, что у него слишком хорошее зрение, и он не мог носить очки: он знал, что очки ему бы пошли, в них он смотрелся бы чуть естественнее. Дурость эта в конце концов прошла, правда, любовь к хорошим солнцезащитным очкам осталась. У него имелся свой взгляд на свое тело, к которому он относился скорее как к хитрому безответственному устройству, которое реально двигаться вперед