Тайна «Россомахи» (сборник). Владимир Дружинин

растений, – а по ободку его действительно было нанесено что-то резцом гравера. И затем тщательно стерто. Уродливая полоса темнела на золоте, и к тому же сплошная, так что нельзя определить даже количество слов. И лишь в конце надписи, где рука с напильником, верно, ослабела, едва проступали две цифры. Девяносто два.

      – Надпись, очевидно, дарственная, – сказала Маргарита Станиславовна.

      – А здесь окончание даты, – подхватил Чаушев. – Тысяча восемьсот девяносто второй год.

      – Разумеется, век может быть только девятнадцатый. Проблема состоит в следующем: мы пытались оценить вещь и столкнулись с таким обстоятельством… У этого слона, собственно, две цены, возможно. Проще всего подсчитать вульгарную стоимость золота и камней. Не исключен другой вариант – вещь уникальная, подарок какого-нибудь деятеля…

      Чаушев спросил, почему не выяснили у того, кто принес слона в Эрмитаж. Или владельца нет в живых?

      – Неизвестно. Мы абсолютно незнакомы с владельцем.

      Чаушев перестал нажимать рычажок фонарика, и разговор продолжался в кромешной темноте.

      – Безумный курьез. Кто-то подкинул нам, буквально подкинул… Тайком, ночью… Сплошной Эжен Сю. Вы читали Эжена Сю? Впрочем, после революции его романы, кажется, не переводились.

      Примерно с месяц назад, около полуночи, вахтер, дежурившая во дворе, услышала страшный грохот. Кто-то дубасил в железные ворота. Она вышла за ворота и чуть не упала, запнувшись обо что-то. Крикнула: «Кто там?» Никто не ответил. Ей показалось, чья-то тень метнулась за угол, – ночь была лунная. Зашла за угол – никого. Вернулась. Смотрит, у самой калитки стоит чемодан, простой чемодан из гранитоля, и к ручке привязана дощечка, а на ней печатными буквами – «Для Эрмитажа».

      – Печатными буквами? – переспросил Чаушев.

      – Да.

      – Какого числа, вы не помните?

      – К сожалению, нет. Но это проще пареной репы. Число зафиксировано.

      Они двинулись обратно, и Маргарита Станиславовна удерживала Чаушева, нетерпеливо рвавшегося вперед. В канцелярской книге золотой слон был записан двадцать третьего декабря.

      Марта Ивановна Дорш еще жила на улице Пестеля. А третий, неуловимый третий уже был в городе, таился где-то… Конечно, совпадение дат ничего не доказывает, и вполне возможно, тут два разных события, ничем между собой не связанные.

      Но проверить надо. И вот человек, подаривший слона Эрмитажу, словно решил помешать ему, Чаушеву, и уничтожил все следы.

      Почему?

      Надпись на ободке выскоблена, буквы на дощечке печатные, чтобы не показать почерк.

      Интересно было бы взглянуть на чемодан. И тут неудача – его сожгли вместе с дощечкой в железной печурке.

      – Эх, досада! – вырвалось у Чаушева.

      Ему пришлось успокаивать ученых женщин, так они огорчились, так стали жалеть погибший чемодан.

      Странно, с какой стати прячется тот, кто подкинул? Ведь он поступил, во всяком случае, хорошо, патриотично – подарил государству большую ценность. Так почему же он не пожелал