Щепоть зеркального блеска на стакан ночи. Дилогия. Книга вторая. Сен Сейно Весто

все это ерунда, можно ту воду пить – ключ тот со сногсшибательно целебными свойствами, глотка воды достаточно, чтоб отстала всякая зараза, стакан же ее делает бессмертным. Но знают об этом, понятно, только те, кому об этом нужно знать, старые охотники и то очень-очень немногие, народ всё серьезный и в значительной мере суеверный, нарвись ненароком на тот источник – лучше тут же об этом месте и забыть, хлопот не оберешься, цыкнуть зубом не успеешь, как по традиции окажешься в подвешенном состоянии за большие пальцы ног сохнуть в одиночестве. Причем невозможно было определить, где дед бессовестно врет, а где нет. Ладно, ладно, думал Гонгора довольно кисло, подавляя в себе недобрые предчувствия. Он стоял, рассеянно держась за мохнатую щеку рассевшегося у ноги Лиса, провожая остановившимися глазами плот, уходивший в непроглядную тень, и деда на корме с длинным шестом в руках, как их неторопливо, мало-помалу съедает тьма нависших над водой пятен деревьев и камней. Вот вернуться и расспросить, приглашали же. Полбутылки бессмертия из-под водки.

      Дед, не переставая, ворочал шестом, погружая и вынимая, стараясь не слишком удаляться от берега, от огромных камней и лысых стен, и в самый последний момент только, перед тем, как исчезнуть совсем, застыл, высоко над головой вскинув ладонь, прижав ухо к самому плечу, глядя жестко, ничего не прощая: словно дикий эльф, словно прекрасная добрая концовка ко всей лесной книге. Вода все также прохладно, одиноко шумела, блестя лунной тропой. Гонгора ерошил Улиссу шерсть на загривке и продолжал смотреть.

      И взращенный в молчании,

      Уплывает в безмолвие – прочь

      От унылого хель – Нагльфар

      из ногтей мертвецов…

      Все снова было не так и не тогда. Все снова куда-то неспешно уходило, проваливалось, бес воображения опять молчал, он всегда молчал, когда был нужен, дремал, наверное, уютно свернувшись на пороге сознания теплым, бесформенным, загнанным, опасным зверем, тоже, видимо, не совсем к этому готовый, неопределенно рисуя разноцветными кубиками на самом краешке видимого, на воде и подвижной лунной тропке, но что-то говорило ему, что их он больше не увидит. Страница его книги была закрыта.

      Bыкупавшись в ручье, Гонгора уселся возле огня на спеленутый спальник. Согнув колено, заложив одну ногу на другую, он тихонько пошевелил пальцами, сгибая и разгибая, рассеянно разглядывая эластичную, необыкновенно тонкую кожу на подъеме стопы, как она, блестящая, упруго деформируется сейчас, остуженная ледяной родниковой водой, не вполне согретая еще теплом огня, как мягко поблескивают мельчайшие углубленьица в ней, ни одно из которых еще далеко не было готово стать той бороздкой, складкой, заметной морщинкой, что со временем становятся рубцами, шрамами, обязательными признаками возраста, он наблюдал, как под кожей, посветлевшей в предчувствии прохладного уже воздуха, четко обозначается рельефная плоскость мышцы,