И мы были… и мы любили…. Валерий Роньшин

ербург – прекрасный город… для прогулок. Но жить здесь нельзя. Здесь можно только умереть. Умирать сюда приезжают со всех концов света.

      Но это так, к слову.

      Я же приехал в Питер не жить и не умирать. Мне всего лишь хотелось посмотреть на памятник собаке Павлова.

      Было лето. Шёл дождь.

      Я решил позвонить своей бывшей жене. Теперь она была замужем за питерским миллиардером. Я позвонил.

      Ответил миллиардер.

      – Здравствуйте, – сказал я.

      – Кати нет, – сказал он.

      – Я слушаю, – сказала Катя.

      – Поехали автостопом до Шамбалы, – предложил я.

      – Записывай, – сказала она. – У моего мужа Гарика куча нефтяных вышек по всей Сибири, а у меня куча ювелирных салонов по всей России. А завтра я улетаю на Каймановы острова. И на фига мне, спрашивается, твой автостоп до Шамбалы?

      – Ты обуржуазилась, – сказал я.

      – Да, я обуржуазилась, – с удовольствием подтвердила Катя. – А ты не злись. Я ведь, в сущности, тебе ни к чему. Тебе вообще женщина не нужна. Тебе надо существо, похожее на женщину.

      – Ладно, девчонки, – снова возник в трубке миллиардер, – хватит трепаться.

      Связь оборвалась. Я пошёл искать собаку Павлова.

      По дороге я зашёл в кафе. Сел за столик, заказал кофе. Напротив меня сидела маленькая девочка. Она ела мороженое. Вскоре к нам подсел старик. И тоже заказал мороженое.

      – Один мой знакомый, – принялся рассказывать старик, – страдал очень редкими заболеваниями. Из-за одной болезни ему нельзя было есть много – умрёшь, а из-за другой – мало, тоже умрёшь. Сейчас он на Смоленском кладбище.

      – А у меня была жена, – вспомнил я Катю.

      – Тоже на Смоленском? – сочувственно покачал головой старик.

      – Пока ещё нет, – сказал я.

      Девочка резко взмахнула рукой. Старик от неожиданности вздрогнул.

      – Муху поймала! – радостно сообщила она, гордо показав сжатый кулачок.

      – А ты её проглоти, – в шутку предложил я. – Куплю тебе ещё мороженого.

      Девочка тут же кинула муху в рот и проглотила. Муха, надо полагать, даже ахнуть не успела.

      Пришлось заказать девочке мороженое.

      – Нет, вы только представьте себе, – с возмущением сказала официантка, принеся мой кофе, – подходит ко мне вчера на Невском какой-то тип и говорит: давай потрахаемся. Я чуть не упала от такого предложения.

      – Вы споткнулись? – поинтересовалась девочка.

      – Как же после этого жить? – продолжала официантка, обращаясь почему-то исключительно ко мне. – Жить-то как?!

      – Не знаю, – пожал я плечами.

      – Я знаю, – сказала девочка. – Живите, как слоны в Индии. Только палкой о рельс ударят, они бросают брёвна и бегут обедать.

      – А я во время войны был боевым генералом, – приосанившись, объявил старик.

      – Генералом? – повторил я.

      – Да! Боевым!

      – Всю жизнь мечтал познакомиться с боевым генералом.

      – Считайте, что ваша мечта осуществилась.

      – Это ж с какого года вы будете? – заинтересовалась официантка, присаживаясь на свободный стул.

      – Да я и сам уж не помню. Вроде бы с девятисотого.

      – У меня прапрабабушка была с девятисотого, – сказал я.

      – Вот ви́дите, – сказал старик, – я мог бы быть вашей прапрабабушкой.

      Официантка вновь посмотрела на меня.

      – А у вас жена есть? – с обезоруживающей прямотой спросила она.

      – Да, есть, – кивнул я.

      – Красивая?

      – Скорее уродливая, чем красивая.

      – А вы её любите?

      – Люблю. Правда, как-то раз завтракали – и вдруг такой порыв: ткнуть ей в глаз вилкой. Верите ли, еле себя сдержал.

      – Вот что я вам скажу, – по-взрослому серьёзно произнесла девочка. – Не любите вы свою жену тою любовью.

      – Какою? – не понял я.

      – Ну… тою.

      – А где она работает? – продолжала выспрашивать официантка.

      – В порту, – ответил я. – Грузчиком.

      Официантка засмеялась. У неё громко щёлкнула челюсть.

      – Простите, – смутилась она. – Вам, наверное, это противно.

      – Что? – спросил я.

      Она взъерошила мои волосы.

      – И почему мужчины лысеют, – меланхолично вздохнула. – А вот якуты не лысеют. Был у меня приятель якут. На мотоцикле разбился. Насмерть. А недавно перехожу с «Сенной» на «Спасскую» – а он навстречу. Я чуть не рехнулась. А он мимо прошёл, даже не поздоровался.

      – И всё-таки, – убеждённо сказал старик, до этого слегка задремавший, – хороших людей на земле больше, чем плохих.

      – А у моей мамы глаза разного