Оранжевые шарики (сборник). Никита Горев

крикнул Пашка и пошёл в кухню.

      На стуле, сильно откинувшись, полусидел-полулежал дядя Коля. Мишкина мамка сидела у него на животе и раскачивалась. Её маленькие, отвислые белые груди то и дело вылетали из-под расстёгнутого халата.

      – М-а-а-м! Я есть хочу.

      Мамка вздрогнула, запахнула халат и заорала на Пашку:

      – Чего надо! Урод! Пшёл вон! Убирайся!..

      Пашка растерялся:

      – Я есть хочу…

      – Пошёл на ….!

      Слёзы брызнули из глаз Пашки, он убежал в комнату и забился в угол между стеной и спинкой металлической кровати. Через минуту в комнату вошла мамка:

      – Ты где? – Пашка притаился в своем укрытии, но в полупустой комнате мать сразу направилась в Пашкин угол. – Так! Быстро собирайся и иди гулять!

      – Я есть хочу, – Пашка захныкал.

      – Есть, есть! Говорили дуре – аборт сделать… Быстро собирайся, я сказала, а то выпорю!

      Пашка натянул девичьи колготки с огромными дырами на пятках, сверху такие же дырявые, но только на пальцах, носки. Потом надел кем-то отданные большие зимние с начёсом штаны, вытянутую трикотажную кофту, сиреневую болоньевую куртку и большую, постоянно съезжающую на глаза, зимнюю шапку-ушанку. Взял ношеные-переношеные кроссовки, сунул руку в одну из них, из-под оторванной подошвы показался Пашкин палец.

      Пашка вопросительно посмотрел на мамку.

      – Ничего, на улице сухо. Где я денег возьму. Платили бы за тебя, дармоеда, нормально, купила бы новые. Давай, давай, иди…

      В комнату вошёл дядя Коля, сел на кровать, схватил за халат стоявшую возле окна мамку и потянул к себе. Мамка вывернулась и сказала:

      – Да подожди, ты, сейчас!

      Пашка натянул кроссовки и вышел. Морозная свежесть мгновенно заползла под куртку и в летние, да к тому же рваные, кроссовки. Пашка осмотрелся. Во дворе никого не было, только у самого дальнего подъезда толстая, закутанная в шаль дворничиха сметала с дорожки снежную пыль. Пашка дошёл до угла дома, постоял. За домом дул холодный ветер, поэтому Пашка вернулся к своему подъезду. Есть захотелось ещё сильнее. Последний раз Пашка ел вчера днём, мамка сварила пакетик «быстрой» лапши, налила стакан чая и дала большой кусок хлеба. Сказала, чтобы Пашка оставил часть на вечер, но Пашка не удержался и съел всё. Потом мамка ушла и вернулась только ночью, когда Пашка спал. Вечером Пашка обшмонал квартиру, но ничего съедобного не нашёл, попил из-под крана воды и лёг спать…

      Из открытой форточки четвёртой квартиры шёл парок, насыщенный дивными запахами жареной рыбы и картошки. Пашка хорошо знал хозяйку этой квартиры – пожилую, одинокую учительницу Екатерину Павловну. Однажды, когда Пашке ещё не было пяти лет, пьяная мамка ушла в гости, а Пашку забыла на улице. Пашка испугался, описался, стоял и плакал в заплёванном подъезде. Екатерина Павловна привела его в свою квартиру, умыла, переодела в длинную тёплую мужскую рубашку, накормила пельменями, напоила чаем с молоком и уложила на диван спать. Потом Пашка ещё несколько раз бывал у учительницы дома.