Продавец снов. Александр Журавлев

Кузьмич.

      Ангел оторвался от рюмки и непонимающе захлопал глазами.

      – Этот продукт требует мгновенной атаки, а не осады. Только сокрушительный залп до полного уничтожения. Смотри! – выпалил Кузьмич, и одним уверенным жестом лихо опрокинул содержимое рюмки себе в рот.

      – Здорово! – восхитился Ангел.

      – Это ещё что, так – баловство, – заскромничал слесарь. – Вот у меня в семнадцатом году ротный был, так тот пил так пил, одно загляденье – просто песня. Пил так, будто на врагов хаживал, до полного уничтожения. Жаль, погиб, когда в семнадцатом Зимний брали. Понимаешь, мальца пожалел, не дал юнкера на штыки поднять. А он ему вместо «спасибо» – пулю в живот всадил. Так, даже умирая, ротный матросикам наказал, чтобы они его не кончали, а налили ему водки. И чтобы эта белогвардейская сволочь вместо ружья лучше стакан научилась держать. Словом, геройский был человек! – Кузьмич смахнул слезу. – Давай выпьем ещё по одной, чтобы между первой и второй пуля не просвистела, – предложил он.

      Ангел понимающе кивнул и налил себе половину рюмки, что не ускользнуло от внимания слесаря и задело его душевные струны.

      – Нет, нет и ещё раз нет! – возмутился он содеянным. – Рюмку надобно наливать до краёв, дабы жизнь была полной и богатой, и выпивать обязательно до дна, до последней капли. Этим ты выражаешь уважение как к гостю, так и к хозяину, и то, что не держишь на них никакого зла.

      Они разлили по полной. Чокнулись, и, не оставляя времени для пули, дружно выпили всё до единой капли одним глотком.

      Кузьмич побродил взглядом по столу, но теряясь в выборе закуски, так ни на чём конкретном и не остановился.

      – Ты закусывай, закусывай, – подбодрил Ангел, видя замешательство слесаря. – Вот, рекомендую витамины «а ля натюрель»… – Он пододвинул к нему вазу с овощами и фруктами.

      Кузьмич вяло заживал выпитое листом зелёного салата.

      – Вот у тебя всё на столе есть, глаза разбегаются, но всё-таки чего-то не хватает.

      – Это чего у меня-то не хватает? – обиженно спросил Ангел.

      – Ну как её?.. – Слесарь защёлкал пальцами, но, так и не вспомнив, махнул рукой. – Ладно, потом скажу, – уверил он.

      – Может, что не так? – забеспокоился Ангел. – Ты скажи или, может, попросить о чём желаешь?

      – Теперь давай выпьем за то, чтобы между второй и третьей вражеский штык не пролез, – выдал Кузьмич.

      Они сомкнули рюмки, не оставляя шанса и штыку.

      – Вот никто нас, мужиков, не понимает, – слесарь ударил себя в грудь кулаком, – а ведь когда мы пьём, мы как щит. Ни одна интервенция нам не страшна. Ничто не просвистит, ничто не пролезет, – заключил он.

      – А птица пролетит? – спросил Ангел.

      – Птица – это символ мира, пускай себе летает, – пояснил Кузьмич.

      – А ангел?

      – И ангел тоже пусть летает, а самолёт ни-ни! – Слесарь врезал ребром ладони по столу. – Нельзя! Не допустим, чтобы он бороздил наши небесные просторы. Дадим отпор! Альберт, дадим там всяким разным отпор?

      – Дадим! – поддержал