Продавец снов. Александр Журавлев

к прилавку и, постучав о него, позвал:

      – Есть кто? Обслужите!

      Дверь подсобки скрипнула. Из неё вышла худющая продавщица. Имитируя бюст, она оттопырила на груди фартук, повернувшись к небольшому зеркалу, висевшему под вывеской «Пьянству – бой!» и «Вино и водка отпускаются после одиннадцати часов», поправила чепец.

      – Чё орёшь, не глухая! – возмутилась она и воткнулась в него оценивающим взглядом.

      – А чего никого нет-то? – словно оправдываясь, спросил Кузьмич.

      – Собрание! К митингу завтрашнему готовимся, «О взятии повышенных обязательств», – торжественно ответила продавщица.

      – А-а-а, – понимающе закивал головой слесарь. – Это правильное решение, товарищи!

      – Тебе водки, что ли? – спросила она, и, пока слесарь туго соображал – что почём, проницательно ответила за него: – Одну, значит?

      – Да, – подтвердил Кузьмич.

      Продавщица, не отрывая от него глаз, поставила на прилавок бутылку «Столичной».

      – И закуски бы какой, – добавил он.

      – Весь ассортимент на витрине, – отрезала она.

      В ассортименте, под заляпанным стеклом от тыкающих в него пальцев, имелась «братская могила», то есть килька в томате, селёдка пряного посола и залежавшаяся колбаса «Любительская» с зелёным отливом.

      – У вас тут осетров с крабами для антуражу не хватает, – съязвил, разглядывая витрину, Кузьмич.

      – Ты мне ещё похами, а то я так пошучу, что мало не покажется, – и продавщица убрала под прилавок «Столичную».

      – Нет, только не это! О, язык мой – враг мой! Жизни лишайте, но не лекарства от похмелья, добрейшая из добрейших, спасительница жаждущих глотка живительной влаги, – взмолился слесарь.

      – То-то, здесь тебе не террариум, чтобы на экзотику пялиться, – смягчилась она и выставила обратно бутылку.

      – Так и быть, селёдки мне взвесьте, – решил слесарь.

      Продавщица с большой неохотой надела резиновую перчатку и полезла в стоящую у прилавка деревянную бочку.

      – Мне бы с икрой! – размечтался Кузьмич.

      – А не треснет? – что именно, она не уточнила, и добавила, продолжая гонять по кругу мутную жидкость: – На всех барышень не напасёшься.

      Слесарь хотел было блеснуть остроумием, но, памятуя недавнюю шутку продавщицы, промолчал.

      После долгих усилий продавщица наконец выловила ускользающую от неё селёдку и, посмотрев ей в глаза, заключила:

      – Тебе повезло – это девочка.

      – Жирна, – довольно сказал Кузьмич и ткнул пальцем в костлявое тело рыбы женской особи.

      – Что нагуляла, – оскалилась продавщица.

      Взвесив её и рассчитав Кузьмича, она оторвала кусок газеты и, скомкав в него селёдку, вручила покупки слесарю. Сложив весь товар в авоську, Кузьмич, радуясь жизни, поспешил обратно.

      Подходя к дому, он вдруг подумал, что авоська пропахнет пряным селёдочным рассолом, щедро сочащимся через набухшую газету. Вынув покупку, и дабы освободить её от обильной влаги, Кузьмич тряхнул свёрток.