Поэты об интимном. Сборник статей. Юрий Лифшиц

иги цит

      гамокртис сиамит.

      Пикри мэ санатри

      мимицэвс циса кэдс,

      ром эшхит дамднари

      шэвэрто лурджса пэрс.

      Мовквдэби – вэр внахав

      црэмлса мэ мшоблиурс, —

      мис мацвлад ца лурджи

      дамапрквэвс цварс циурс!

      Самарэс чэмса рос

      гарс нисли моэцвас, —

      игица шэсцирос

      циагма лурджса цас!

      Как удалось установить, формальная составляющая «Синего цвета» (кроме идентичного во всех строфах размера) меньше всего интересовала его гениального автора. Первые три строфы написаны двустишиями, вторые три – с помощью перекрестных рифм. Насчет рифм пришлось призадуматься. Вторые двустишия первой и второй строф оказались нерифмованными, в четвертой строфе краесогласие, связывающее вторую и четвертую строки, оказалось не вполне точным, а в пятой строфе никак не рифмовались между собой первый и третий стихи. Как же переводить? С одной стороны, был соблазн сохранить рифмополе оригинала, с другой – имеется текст Пастернака с абсолютно точными рифмами. А то, что мой перевод будут сравнивать с пастернаковским, заранее отдавая пальму первенства классику, не подлежало сомнению. И поскольку Пастернак, перелагая «Синий цвет», передал краесогласия точно, пришлось допустить слабину, то есть переводить так же, как и он.

      И последнее. Перевод любимого мною стихотворения Бараташвили – это своего рода низкий поклон Грузии, которая была моим домом без малого два года, когда я служил в рядах Советской Армии. До сих пор моя память хранит названия поселков (Патара Лило, Дили Лило, Варкетили); потрясающее грузинское гостеприимство (мимо сельского праздника нам, солдатам, нельзя было пройти: запоят и закормят); неподражаемые застолья, когда хмелеешь не столько от великолепного вина, сколько от праздничного соединения душ. Было и неповторимое лакомство – лаваш с виноградом, когда в тощем солдатском кошельке находился лишний полтинник. Были и набеги на виноградники, когда садовники, заставая нас там, не только не отбирали уже собранное в сидоры, но и добавляли ящик-другой от себя («Солдат, ты только не воруй. Приди, попроси – сами дадим!»). Были и самовольные отлучки в красавец Тбилиси, где, несмотря на гражданку (гражданскую одежду), в нас все равно признавали солдат и всюду пускали без очереди. Были и фуникулерные полеты на гору Мтацминду, и посещение могилы Грибоедова, и много чего еще, о чем не забыть никогда…

                                              * * *

      В чистый лазурный цвет,

      в первоначальный свет,

      в синий надмирный тон

      с юности я влюблён.

      Но и когда мой пыл

      в жилах почти остыл,

      я ни с каким другим

      цветом несовместим.

      Дорог мне с давних пор

      глаз бирюзовых взор;

      небом заворожён,

      счастьем лучится он.

      Властно влекут мои

      думы