Интифада. Андрей Правов

тебя в Израиле возьмут на хорошую научную работу? Не уверен. Лучше бы тебе все-таки в твоем НИИ попробовать карьеру сделать.

      Алексей Панов знал, о чем говорил. За окнами уже стояла первая половина семидесятых годов. Это было время разгара борьбы власти в СССР со все более разраставшимся движением диссидентов, к которому в том числе примыкали некоторые советские евреи – «отказники».

      Несколько позже, в связи с вводом советских войск в Афганистан, «холодная война» резко усилилась, противостояния между Москвой и Вашингтоном еще более обострялись. И любое инакомыслие, в том числе и религиозное, не только не приветствовалось, но жестко преследовалось, поскольку считалось властью проявлением враждебности к дорогим для советских людей ценностям.

      Конечно же, во времена Леонида Брежнева эти преследования даже отдаленно не напоминали сталинские репрессии конца тридцатых годов. Но работавший в Агентстве, то есть в одном из главных институтов советской пропаганды, Алексей Панов прекрасно понимал, что путь, на который ступил Марк, был очень «скользким». Если он, может быть, и не вел в «психушку», в которую на тот момент уже препроводили нескольких наиболее активных диссидентов, то уж, во всяком случае, четко не способствовал карьерному росту молодого советского ученого по основной специальности.

      Но, вскоре поняв, что переубедить Марка ему все равно не удастся и немного поразмыслив, Панов решил, от греха подальше, общение с Лурье прекратить. Тем более, что ему также сильно надоели укоризненные взгляды, которые бросала в его сторону при встречах друзей Даля.

      «Если нравится, пусть ходит в синагогу, – подумал Алексей. – Или едет на постоянное место жительства в Израиль. Но все это уже будет происходить без него. В конце концов, каждый сам выбирает свой путь».

      Панов тогда, как ему казалось, старался брать от жизни все. Он с увлечением работал на московской Олимпиаде, интервьюировал заезжих в Москву американских активистов «движения сторонников мира», критиковавших политику Рональда Рейгана и ратовавших за прекращение «холодной войны». Ходил из Ленинграда в Минск «маршем мира» вместе с активистами антивоенного движения Скандинавии. Увлекся Востоком. Сначала много писал о событиях в далекой Кампучии, об обострении отношений между Китаем и Вьетнамом. Затем активно взялся за ближневосточную тему. Встречался с палестинцами, оказавшими вооруженное сопротивление израильским войскам в Ливане летом 1982 года. Летал в пионерский лагерь «Артек», куда из захваченного израильской армией Бейрута вывезли сотни арабских детей.

      Маячила перспектива поездки во Вьетнам, в Афганистан, а может быть и на Ближний Восток. И рисковать такой интересной будущей работой ради, как он был уверен, очень сомнительных устремлений своего «свихнувшегося» друга детства, Панов был четко не намерен.

      Так что никаких с ним встреч! Тем более, что, как все более становилось очевидным, и сам Марк Лурье к каким-то контактам с ним склонен не был. У него дома, как рассказывали, собиралась уже совершенно иная компания. Его друзья учили иврит и готовились к выезду в Израиль.