Чужие ошибки или рассказы неудачников. Герман Шелков

как борозда, и все же бросающийся в глаза.

      Шрам изменил мою жизнь. Я сделался мнительным и замкнутым. Я стал стесняться. Стал хуже учиться.

      Мама и папа хотели, чтобы я поступил после школы в университет. Я готовился семь месяцев и все-таки не поступил. Неожиданно на самом важном экзамене я сильно оробел, принялся бормотать и все путать. Потом от внезапного приступа стеснения я вообще не смог говорить. Слова не шли из меня. Я сильно покраснел. Наверное, я показался членам комиссии слишком запуганным, потому что они спросили: «Вас что, кто-то напугал? Почему вы так съежились?»

      Я выбежал из аудитории, выскочил на улицу. Робость мгновенно прошла. Откуда она взялась, я не знал. Почему она навалилась в самый важный момент – я не мог сказать.

      От злости и досады хотелось перебить все стекла в университете.

      Родители мне не посочувствовала а папа неожиданно сказал: «Ну и олух же ты!»

      Будущей весной меня забрали на военную службу. И там, в артиллерийском батальоне, я снова получил травму носа. Лопнувший трос ударил меня по лицу – и опять через мою переносицу пробежала глубокая борозда.

      Мой изувеченный нос так раздулся, что я перестал быть похожим на себя.

      В местном военном госпитале пластических операций не делали. Нос лишь мазали мазью, сверху накладывали повязку. Рана заживала медленно. Меня оставили служить при госпитале, и здесь я убедился, что могу рассчитывать на снисхождение женского персонала, но не на физическую симпатию.

      Молоденькие медицинские сестры хоть и сочувствовали мне, но избегали меня.

      Их пугала моя отталкивающая внешность. И было бессмысленно вести какие угодно разговоры о том, что я хороший парень. Это не имело никакого значения. У девушек ни на минуту не возникло ко мне даже слабого интереса. Препятствие оказалось непреодолимым.

      Вернувшись домой после службы, я в первую же минуту напугал маму: она бросилась ко мне и тут же отпрянула, всплеснув руками.

      Перед ней стоял не тот человек, которого она два года назад провожала на службу. Мое лицо было неприятно даже самым близким людям.

      Отец посмотрел на меня с укором и не обнял, а только пожал руку и похлопал по плечу. Хорошо, что сестры не было – она жила отдельно. Иначе и она скривилась бы от брезгливости.

      Мы сели за стол, и я увидел, что папа и мама стараются скрыть свое отвращение.

      Как я мог развеселиться, когда даже родители смотрели на меня, как на пугало?

      Вскоре я обнаружил, что папа и мама стесняются меня. И я был вынужден уехать из родительского дома куда-нибудь подальше.

      …Моя жизнь не сложилась. Переменив, наверное, полтора десятка мест, я так и не нашел житейского счастья. У меня нет семьи, нет детей.

      Я никогда не знал женской привязанности. Ни одна женщина не прильнула ко мне, ни одна не взяла меня за руку.

      Все то, о чем мечтают обыкновенные люди, судьба мне не дала. Обошла стороной.

      Травму носа я получал еще два раза…

      Три раза я думал о самоубийстве и однажды решился