Полный форс-мажор. Владислав Вишневский

срочнее не бывает. Одного мы уже, как говорится, из Североморска, можно сказать, наверное… Теперь по списку значатся: Харченко, Тимофеев, остальные.…

      Откинувшись на спинку стула, поправив складки брюк на коленях, лёгким щелчком сбив невидимую присутствующим пылинку, майор Суслов, глянув на наручные часы спокойно поведал:

      – Ну, как я знаю, Харченко сейчас едет в поезде. Седьмое купе, вагон шестой, с беременной женой – на восьмом месяце, – и детьми, поезд «Москва-Иркутск». Время отправления в… – ещё раз глянул на часы, заметил. – Ушёл точно по расписанию, перед обедом.

      Театрально вытаращив глаза, полковник театрально же и восхитился.

      – Неужели?! Вот тебе и товарищ Суслов, понимаешь, Особый отдел! Вот тебе и – да! Видал, товарищ дирижёр, что особый отдел у нас может? Не зря, как говорится, майор фуражку с погонами носит… Ладно-ладно, не обижайтесь, – поспешно извинился полковник, видя, как глаза майора высветлились арктическим ледком. – Шучу! Вы обо всех так всё знаете или как? – Глаза Суслова ещё отдавали холодом, но он скромно пожал плечами. – Молодец, товарищ Суслов. – Похвалил полковник, видя, как взгляд майора вроде теплеет. – Быть тебе подполковником, я ходатайство подпишу, а, говоришь, опоздал! Не опоздал, и не поздно, а в самый раз. А мы тут с товарищем дирижёром сидим себе, чего-то размышляем, голову ломаем… А зря. Нужно было действительно сразу… Гха-гхымм… Тогда вопрос! К вам, товарищ майор: как их – его! – срочно вернуть – старшего прапорщика Харченко, например, а? Как?

      Вновь тонко усмехнувшись (возможно с носом что-то у человека), майор Суслов, забросил ногу на ногу, легонько покачивая ногой (туфли солнечно отсвечивали), спокойно ответил:

      – Ничего сложного. Нужно выяснить: где находится данный поезд, какие большие станции будут на его пути, когда он туда прибудет… Созвониться кое с кем по нашей линии – по нашей, – майор последнее особо голосом выделил, – поговорить, побеседовать, и всё… Их снимут, и посадят обратно. Всего и делов.

      По мере осмысления поступающей программы, лицо молодого дирижёра вытягивалось, глаза в удивлении округлялись, лицо же полковника, наоборот, светлело, разглаживалось. Ну вот и хорошо, говорил его взгляд, вот и решение…

      – Нет! Нет!! – Не по уставу, протестно воскликнул лейтенант Фомичёв. – Товарищ майор! Товарищ полковник! Так же нельзя, нет! Это же не тридцать пятый год, не пятьдесят шестой? Это же нарушение Конституции, Прав человека… Там же дети, товарищ полковник, жена… Что значит снимут и посадят? Я представляю, как эти люди могут снять-посадить! Инфаркт как минимум, слёзы, нервы… А у него жена в положении… Я читал! Там же люди, товарищ полковник. Он музыкант, извините, не преступник.

      Полковник не во всём был согласен с лейтенантом, но фраза про Конституцию и права человека, его насторожили, а, в принципе, перевооружили.

      – Ну, уж, вы, товарищ майор, – мягко заметил он, – действительно и предложили, как пальцем, понимаешь, в… в мягкое место, то есть. Очень уж жёстко как-то, у меня у самого даже мурашки по спине. Конституция,