Владелец тревожности. Роман. Олег Лукошин

ушёл, да? – спросил Вадим. – Это ведь Паши дом? Или Лёни?

      Женщина молчала. Молчала и не шевелилась. Лишь нога её, совершая короткие лихорадочные вздрагивания, раскачивала на носке тапок.

      – Извините ещё раз, – сказал Вадим. – Я пожалуй пойду.

      Одев окончательно сапоги, он спустился по лестнице к двери.

      – Куртка! – раздался женский голос.

      Вадим поднялся обратно.

      – Что? – заглянул он в дверной проём.

      – Куртка твоя, – скосив глаза, произнесла женщина. – Там висит.

      Вадим заметил её наконец – куртка висела на некоем подобии вешалки прямо у лестницы. На боку обнаружился порез – из него выбивалась подкладка.

      – Спасибо вам за гостеприимство, – сказал он женщине. – До свидания.

      Та не отозвалась.

      Дом, из которого вышел Вадим, сказался двухэтажным, что его озадачило. По углу спускалась с крыши водосточная труба, сама крыша была крыта железом, в основании значился хороший кирпичный фундамент. В Светлом таких домов не было.

      Выйдя за забор, он удивился ещё больше. Дороги здесь оказались заасфальтированными, по ним вовсю разъезжали автомобили. Проехал рейсовый автобус. Кроме двухэтажных домов, виднелась и пара пятиэтажек. Это напоминало какой-то городишко – маленький, захолустный. Городишко, в котором он никогда не был.

      – Извините, пожалуйста, – спросил он у проходившей мимо женщины, – это что за город?

      Та посмотрела на него подозрительно, но ответила:

      – Это не город, это Кузли.

      – Что-что?

      – Куз-ли, – по слогам продиктовала она. – Рабочий посёлок Кузли.

      Про посёлок такой он слышал. Тот находился километрах в пятнадцати от Светлого. В Кузлях, как я знал, жила пару лет его мать. Желание уехать из деревни буквально бурлило в ней – в девятнадцать лет она сорвалась сюда. В те времена здесь работал кожевенный завод – на него она и устроилась. Ей дали койку в общежитии, она начала работать, но вскоре полностью разочаровалась в этих Кузлях. Кроме асфальтированных дорог, рабочий посёлок мало чем отличался от деревни. Люди здесь были точно такие, как в Самово – неотёсанные, тупые, безбожно окающие. Аня не находила здесь душевного успокоения. Возвращаться в Сомово тоже не хотелось, поэтому брак с долговязым парнем Славкой – они познакомились во время поездки в Минск – оказался как нельзя кстати. Трудно сказать, любила ли она его по-настоящему. Смею предположить, что любила. Может и не той огромной любовью, которой пичкает нас сердобольный кинематограф, но по-своему любила. Он был, в общем-то, неплохим человеком, почти не пил, почти не ругался матом, к ней относился с уважением. К тому же он был городским и был отцом её ребенка – лишь за это заслуживал к себе хотя бы скромной, но любви. И Кузли без сожаления были оставлены ею. Правильное решение – Вадим поддержал бы его. Ему эти Кузли очень и очень сейчас не нравились.

      Хотелось курить. Он похлопал себя