Щепоть зеркального блеска на стакан ночи. Дилогия. Книга первая. Сен Сейно Весто

рекомендация. Болтун дед был редкостный. Подумав, решили небольшой привал сделать здесь.

      Улисс, приветственно задев Гонгору тяжелым мохнатым боком и одарив его взглядом темных, уже без зеленого флюоресцирования, глаз, уселся было по старой привычке у ноги Гонгоры слева, обойдя кругом, но, посидев, послушав несколько времени сетования деда, поднялся и со скучающим видом удалился к ближайшим кустам, в тень. Лицо Гонгоры вытянулось.

      – Как же это, Улисс, – поджав губы, с преувеличенной потерянностью произнес Гонгора рассевшемуся в тени псу, вывалившему устало большущий красный язык меж клыков и размеренно болтавшему им в такт дыхания. – Что я слышу?

      Улисс нехотя шевельнул остатком уха, нехотя убрал язык, глядя куда-то мимо деда, сомкнул страшные челюсти и так затих, словно бы обеспокоившись мыслью, что же это, в самом деле; однако, скользнув невыразительным взглядом поверх деда и Гонгоры, непринужденным образом привалился к основания куста и, как прежде, утомленно задышал, загребущим совком выпростав язык и мерно двигаясь за ним всем брюхом. Полузакрытые же злые глазки его при этом продолжали внимательно следить за Гонгорой.

      Встряхнувшись, внезапно озаботившись, Гонгора принял соответствующее моменту выражение лица. Предупредительно подавшись вперед корпусом, он гостеприимным жестом умыл руки, отвел по-хозяйски ладонь в направлении огня и, пристально всматриваясь в размягченные утренним солнечным светом и хорошим настроением лица, пригласительно произнес: «Прошу к столу?..»

      – Я чего хотел спросить-то, – сказал дед, располагаясь у огня на спальнике Гонгоры, когда напарник направился к озеру мыть руки.– Все забываю. Я имя его хотел спросить, как-то неловко, все время из головы вылетает, я уже два раза спрашивал.

      – Просто – Штиис, – ответил Гонгора, наблюдая, как дед освобождает от промасленной бумаги в клеточку ломоть отварного мяса, расшнуровав, вынимает из холщового мешочка пару жестяных кружек, ложки, дикий лук, конфеты, аккуратно разливает по всем кружкам из котелка кипяток и погружает в них на ниточках крохотные белоснежные пакетики из чайной пачки Гонгоры. – Зовите его так. Кажется, он это любит.

      Дед кивнул.

      – Эстонец, что ли? Или немец? Дятел он хороший, еще настырнее даже, чем я, насмерть заговорит. Что же это, говорю, симпатичный ты наш, с таким маникюром за грибами собрался? Что же это вы меня, говорит, обижаете, я, говорит, можно сказать, без пяти минут уже мастер спорта по альпинизму, а вы меня обижаете. Обиделся, понимаешь? Он что – музыкант? – спросил дед, глядя как Лис с крайне рассеянным видом, стараясь ни с кем не встречаться глазами, пристраивается возле развороченной банки голландской тушенки.

      – Скрипач, – сказал Гонгора. – Хороший скрипач.

      – А он что же?.. – Дед показал глазами на небо.

      – А он никогда не прыгал, – ответил Гонгора, помолчав. Он неожиданно представил себе, как бы все это могло выглядеть. Он покачал головой.

      Дед цыкнул зубом, что-то