Щепоть зеркального блеска на стакан ночи. Дилогия. Книга первая. Сен Сейно Весто

за что-нибудь выступающее у транспорта зацепиться. Ноги просто подкашивались, и парень летел к земле с одной, гвоздем засевшей в голове мыслью о кольце, с которым обязательно нужно было что-то сделать, у спецов, рассказывали, так даже мочились от переизбытка впечатлений. В воздухе, понятно, не расстегиваясь. Та же операция, производимая вручную, расстегиваясь, проходила уже по категории мастерских, присуждалась грантом «гражданский авторский» и допускалась лишь как заключительный аккорд под занавес службы. Уже в первый свой прыжок Гонгора едва не расшибся, дух великого экспериментатора и здесь не покинул его, проснувшись в самый неподходящий момент. Гонгора тогда впервые уложил купол собственноручно и не допускал мысли вернуться на землю в самолете, сохранив инструмент за спиной в неприкосновенности, не выяснив для себя, как эта штука действует. Oн стоял и смотрел, как топтался у порога с прекрасным видом на голубую пропасть его сосед, неловко чего-то все время приседая, не в силах установить ногу на краю люка, и как ветер рвал одежду с рукава инструктора, и как сосед все же более или менее благополучно рухнул с подкошенными ногами навстречу новым ощущениям, подгоняемый нетерпеливым инструктором, с утра уже чем-то озлобленным, стремившимся побыстрей спровадить всех за борт, тряся расстегнутыми замками небрежно накинутого на плечи спортивного «рюкзачка»; он видел себя, собственное положение, ничем не блистающее, может быть, даже столь же бестолковое, это побудило иначе подойти к делу, и Гонгора отступил, ушел от люка вглубь салона, преодолевая общее недомогание, стараясь не терять до времени обычной координации движений. Прыжок тогда вышел, правда, не слишком удачным, использовав дополнительные метры дистанции, грузно разбежавшись, раскачиваясь и слегка заносясь на убегавшем из-под ног полу, он ушел за порог, набрав достаточную для успешного отделения скорость, успев при этом задеть плечом косяк люка. Как выдернул кольцо – не помнил вообще, но после страшного рывка обнаружил себя в труднопредставимой и крайне неудобной позе мухи, запутавшейся в паутине, – в момент раскрытия, видимо, оказался спиной к потоку воздуха. Приземление в таком виде могло гарантировать не только многочисленные и многосторонние переломы и ушибы, так что если бы в конце концов не удалось – уже у самой земли, совсем близко от выгоревших под солнцем добела замедленных травных волн – освободиться от паутины строп, тот прыжок, скорее всего, и был бы его последним.

      Из-за спинки кресла вновь выплыли наушники и скучающее гладко выбритое лицо. Пилот не спеша, как бы не очень охотно ткнул большим пальцем куда-то мимо соседнего кресла, показывая направление ветра (От солнца, сказал про себя Гонгора.), окинул его, никуда не торопясь, с ног до головы ничего не выражающим скучающим взглядом и спрятался снова. Сердце медленно бухало где-то на уровне ключиц. Давай, мой хороший. Будет славная